— Анита, скоро должна приехать моя горничная. Ванда, возможно, продрогнет в дороге, так что предложи ей, пожалуйста, сначала поужинать, иначе она сразу же займется распаковкой вещей.
— Обязательно, госпожа. Я помогу ей во всем.
Марциана заметила, что часы на камине показывают почти семь часов, следовательно, приблизилось время ужина.
— Проводите меня в столовую, Анита.
— Да, госпожа. Ваш котенок останется здесь?
— Да, разумеется. Нужно только плотно закрыть дверь. Лори нельзя позволять бродить по дому, пока она не освоится.
Их путь занял довольно много времени, поскольку ужин был накрыт в столовой правого крыла. За окнами уже совсем стемнело, но во всех комнатах, которые они проходили, горели восковые свечи, и уютно потрескивал огонь в каминах.
У входа гостиную их встретил Недлиц, величественно поклонился и произнес:
— Я провожу вас дальше, госпожа. Анита, тебе пора вернуться к своим обязанностям.
Марциана поблагодарила служанку и последовала за дворецким, который привел ее в просторную залу с тяжелыми гардинами кофейного цвета. Светло-бежевые стены этой комнаты были украшены миниатюрами со сценами охоты. На маленьком столике у камина играл разноцветными красками хрустальный графин с каким-то напитком, возле него стояли несколько бокалов и ваза с фруктами. Рядом с камином находился диван, на котором вальяжно развалилась большая собака. Увидев девушку, она приподняла голову и принялась лениво ее разглядывать, затем, миролюбиво вильнув хвостом, вновь опустила голову на лапы.
— Я думал, что ужин назначен на семь, Леопольд, — зарокотал сзади чей-то смешливый голос. — Где же Генрих, черт возьми? Клянусь Аттилой, он должен быть здесь, чтобы представить меня своей супруге. Ужасно невежливо заставлять нас самих знакомиться.
Оглянувшись, Марциана увидела крупного мужчину с густыми седеющими волосами. На вид ему можно было дать лет пятьдесят. Одет он был довольно изысканно, но с легкой небрежностью.
— Барон Теодор Манштейн к вашим услугам, — мужчина очень красиво поклонился. — Прошу меня простить, но я, право, не виноват, что мой легкомысленный племянник оставил нас одних.
Марциана с улыбкой протянула руку новому родственнику:
— Очень рада с вами познакомиться. Сожалею, что барон Генрих немного задерживается.
— Скорее всего, он учит уму-разуму Людвига, — барон Теодор слегка нахмурился. — Надеюсь, мальчишка не выведет его из себя. Это будет совершенно не к месту в данный момент, не так ли?
Марциана многозначительно взглянула на медлившего с уходом дворецкого.
— О, не обращайте внимания на Недлица. Он вырос в замке и в курсе всех семейных дел, — поспешил успокоить ее барон Манштейн.
— Его светлость еще не вернулся с охоты, а господина барона задержали другие дела, и он просил извинить его, — неспешно объяснил дворецкий.
— Конечно, мы прощаем его, — весело отозвался барон Теодор. Улыбнувшись Марциане, он наполнил бокалы золотистым напитком. — Не хотите ли немного вермута, дорогая?
— Нет, спасибо, — поблагодарила Марциана и, повернувшись к Недлицу, добавила: — Вы можете идти. Мы не станем отрывать вас от ваших обязанностей.
— Благодарю вас, баронесса, — и дворецкий величавой походкой покинул гостиную.
Четверть часа спустя Генрих застал жену и дядю за дружеской беседой. Теодор за это время успел объяснить Марциане причину своего отсутствия на свадьбе. Как оказалось, ему пришлось на эти дни стать опекуном внучатого племянника.
— Но, признаюсь, я не очень справился с этим хлопотным делом. Этот герр Николас все же вышел из себя и именно сегодня уехал… А, вот и ты, мой дорогой Генрих. Надеюсь, ты не собираешься меня упрекать за поведение Людвига? Тебе прекрасно известно, что мальчик никого не признает и все делает по-своему. Он — точная копия всех прежних властителей Мансфельдвельде.
— Ему придется научиться признавать меня, — медленно проговорил Генрих, и от его тона у Марцианы по спине пробежали мурашки.
— Недлиц сказал, что мальчик еще не вернулся с охоты, — покачал головой барон Теодор, бросив хмурый взгляд на зашторенное окно, откуда слышались раскаты грома.
— Я приказал не задерживать из-за него ужин, — и барон Грифенталь предложил руку жене, чтобы идти к столу.
У дверей в столовую торжественно выстроились слуги, и дворецкий по очереди представил их новой хозяйке. Все они низко кланялись и произносили вежливые слова приветствия.
Юной баронессе предложили место по правую руку от мужа, усевшегося во главе стола.
Марциана с любопытством принялась разглядывать сервировку и должна была признать, что все было безукоризненно, а привлекательный аромат кушаний манил попробовать каждое из них. Барон Теодор дал знак лакею наполнить бокалы и, сделав пару глотков вина, вернулся к прежнему разговору:
— Не могу представить, что можно делать в лесу в такую непогоду? Гром давно распугал всю дичь в округе.
— Во всяком случае, мальчишка давно должен был проголодаться, — сердито бросил Грифенталь и взглянул на дворецкого, стоящего у дверей.
Недлиц отрицательно покачал головой.
— Возможно, он не торопится именно потому, что знает о твоем возвращении, — многозначительно приподняв седую бровь, произнес барон Теодор. — Надеюсь, ты не будешь слишком строг с мальчиком, Генрих.
— Я не могу позволить пятнадцатилетнему мальчишке командовать в замке.
— Боже милостивый, он не простой мальчишка! Он — сын герцога, так что не стоит удивляться его высокомерию. Наследственная черта, — барон Манштейн пожал плечами и сделал большой глоток вина.
— Никчемная черта, если хочешь знать мое мнение, — резко ответил Генрих. — Для чего гордость нищему, пусть даже знатному? Дела в Мансфельдвельде находятся в ужасном состоянии, и это заслуга всех предыдущих правителей.
— Не преувеличивай, Генрих. Да, Вольдемар не любил заниматься делами, не придавал им большого значения. Но ты не смеешь утверждать, что мой отец, твой дед, плохо вел дела герцогства. Мне лучше об этом знать.
— Да, возможно, здесь ты прав. Но дедушку вряд ли можно назвать образцом добродетели. Более самоуверенного упрямца мне никогда не приходилось встречать.
Барон Теодор усмехнулся:
— Самодурства у него хватало, — и, повернувшись к Марциане, дядюшка объяснил: — Например, в его присутствии никто не имел права сидеть, разве что за обеденным столом. Однажды отец задремал в библиотеке и, проснувшись, обнаружил, что моя сестра Генриетта осмелилась сесть в кресло и читать книгу. Отец тут же лишил ее наследства.
