похваливать их ум.
— Может это и правильно, только, Алисия, все же хочется любви, чтобы все по-настоящему.
— Нужно устроить свою жизнь, быть уверенней в будущем, а потом можно и влюбляться.
— Все и сразу?
— А почему бы и нет?
— Это бывает очень редко.
— Ну, бывает же. Так почему не с нами?
* * *
— Артур, наверное, я сделала ошибку, приняв твое предложение. Ты уверен, что твой отец не рассердится? Мы нарушим его покой.
— Не спорь, лучше оглянись кругом. Как можно в чем-то сомневаться, когда вокруг такая красота. Это наши земли, я их знаю и безумно люблю. А еще горжусь, что владею этим великолепием. И горжусь дружбой с тобой. У нас все будет хорошо!
Алисия огляделась, и у нее сжалось сердце. Такое богатство! И оно может принадлежать ей. Не затягивает ли она со своей дружбой? Не пора ли позволить Артуру быть смелее?
— Куда мы направляемся сейчас?
— В наше загородное поместье. Отец там. А потом можем поехать в городской особняк, если тебе наскучит природа. Ну что, вперед?
Красиво! Сколько же ждать, чтобы это полностью принадлежало им в случае, если все будет так, как ей хотелось. Артур пока только наследник.
— Артур, я слышала, что твой отец сам занимается лошадьми. Сколько же ему лет?
— Он еще молод и полон сил. По крайней мере, пятидесяти нет. Он тебе понравиться.
Говард Брегг оказался статным, хорошо сложенным мужчиной. Он отечески обнял Артура, с любопытством глянул на Алисию.
— Папа, это мой друг Алисия, настолько настоящий друг, что я пригласил ее погостить у нас. Не рассердишься?
— А разве на такую красоту сердятся? Позвольте вашу руку, я провожу вас в дом, пока Артур отдаст лошадей.
Артур, счастливый теплым приемом, в котором, впрочем, не сомневался, повел лошадей навстречу бегущим уже конюхам.
Алисия протянула руку, но слегка задержала ее на полпути, не сводя глаз с лица Говарда.
— Я все восхищалась глазами Артура, — медленно проворила она, — Оказывается, вот кто наградил его таким богатством. И как любой первоисточник, они у вас…
Она недоговорила, смущенно рассмеялась и протянула руку.
— Ладно, пойдемте. Надеюсь, у меня еще будет возможность выразить свое восхищение.
* * *
Дженни гостила у сестры наездами. Она много времени проводила с Фредом, катала его в коляске по саду, или просиживала в кабинете. И с Эдвином у них наладились дружеские отношения. Поначалу Дженни казалось, что он общается с ней, как с маленькой и даже робела, а потом поняла, что он не хуже Фреда может беседовать с ней абсолютно серьезно. Кроме того, будучи поэтической натурой, Эдвин мог говорить о тонкостях чувств, об особом восприятии мира. Дженни все это жадно впитывала, как и житейские поучения опытного Фреда.
Анетта иногда удивлялась:
— Эдвин, Дженни доверяет тебе больше, чем кому бы то ни было. Меня она почему-то ни разу не утащила показать какое-нибудь гнездо или первый распустившийся цветок.
— А ты бы пошла? — усмехнулся Эдвин, — или сказала бы: хорошо, но позже?
— Все равно бы выбралась.
— Тут важна именно конкретная минута, первое «ах», а чуть позже — и впечатление стерто и уже манит что-то новое.
— Важнее, чем срочная подпись на векселе?
Эдвин обнял Ани.
— Все ты у меня понимаешь, моя родная. Бедная занятая девочка, которой хочется безумной свободы.
— Ты ошибаешься, я всем довольна. Просто пытаюсь оправдаться перед собой за то, что уделяю сестре мало времени.
— Поверь мне, она не обижается. Дженни у нас умница, как и ты. И опять собирается домой к отцу. Скучает за ним и боится, что ему там одиноко. Надо что-то придумать, чтоб она не дергалась, а жила спокойно. Давай уговорим твоего отца тоже побыть у нас.
— А домашние дела? Я теперь понимаю, как важен каждый день, особенно в сезон. А зимой им будет неинтересно сидеть в доме. Вон как Дженни любит бегать в лес к озеру, днями там бы и пропадала.
В середине лета Дженни приехала вместе с отцом. Джон наезжал изредка, и особенно этим визитам радовался Фред. Вот и в этот раз они надолго заперлись в кабинете, за обедом перебрасывались почти загадочными словами, а вечером торжественно объявили, что у них есть новость для всей семьи.
— Дорогие Анетта и Эдвин, — начал Джон, — Дженнифер немного посвящена в наш заговор и, молодчина, держалась хорошо, не выдала. Я приехал совершить обмен. Я оставляю у вас Дженни, пусть гостит, сколько хочет, а чтобы она не беспокоилась о моем одиночестве — увезу с собой свата. Ну и что вы молчите? Выходит, мы еще умеем преподносить сюрпризы?
— Ты поедешь? — удивился Эдвин, так как Фред не покидал дома многие годы.
— А почему нет? Вы меня совсем со счетов списали? Разве я не могу погостить у друга?
— Вы… там… сами? Как же?.. — растерянно спросила Ани.
— Ты имеешь ввиду: без хозяйской женской руки? Все продумано, — гордо проговорил Джон. — К нам присоединится ваша тетя Элина. Считайте, что мы составили заговор против молодежи. Это будет хорошей практикой и для вас, и для кузена Георга. Хозяйничайте, принимайте самостоятельные решения, учитесь надеяться на себя.
— Но я еще многого не знаю! — воскликнула Ани.
— Знаешь, — сказал, как поставил точку, Фред. — А чтобы убедиться в этом, нужно попробовать.
— И давно вы это придумали? — спросил Эдвин.
— Мы не собираемся раскрывать все карты, — заявил Фред, — пусть хоть туз в рукаве останется.
Эдвин смотрел на отца и улыбался. Таким он ему очень нравился.
* * *
— Артур, голубчик, наведайся вместо меня на конюшню. Что-то я расслабился, стал лениться. Сделаешь?
— Обязательно. Я всегда рад помогать тебе.
Артур действительно был доволен. Ему нравилась та атмосфера, которая царила в поместье. Отец быстро нашел с Алисией общий язык, и Артур уже решил заводить разговор о более тесных связях с ней. Он надеялся, что отец не будет против.
Говард любил вечерние посиделки, а особенно момент, когда оставался наедине с Алисией. Она менялась. Оживленная и веселая, она вдруг становилась скованной, неловкой, слушала Говарда обычно, не поднимая глаз, а когда поднимала, его сердце сладко замирало. Потому что Алисия смотрела так, словно не слышала его слов, словно неведомая сила толкала ее на это. Проходили мгновения, она краснела, пыталась продолжить разговор, но теряла нить. И тогда виновато улыбалась, брала руку Говарда и в задумчивости тихонько перебирала его пальцы. Говард не дышал, смотрел на ее лицо и безумно желал впиться жарким поцелуем в пухлые розовые губы. С каждым днем это желание становилось все сильнее, и ему трудно было
