Вирджиния знала, что не должна плакать. Она бы скорее умерла, чем позволила кому-нибудь видеть ее плачущей, но еще никогда не чувствовала себя такой заброшенной и одинокой. Она вспомнила солнечные дни, когда вместе с отцом объезжала верхом плантацию, и вечера у камина, когда мама вышивала, а папа читал. У них был дом, полный рабов, которых она знала с рождения. Была Тилли, ее лучшая подруга во всем мире, несмотря на то что была домашней рабыней и на два года старше Вирджинии. Она крепче обхватила колени, глубоко дыша и быстро-быстро моргая. Ей потребовалось время, чтобы взять себя в руки.
Когда ей это удалось, Вирджиния выпрямилась. Что сказала Сара? Что ей придется оставаться в школе до совершеннолетия? Но это невозможно! Ей только исполнилось восемнадцать, значит, она должна оставаться в этой жуткой тюрьме еще три года.
Вирджиния встала, не заботясь о том, чтобы отряхнуть пыль с черной юбки. Прошло уже немало времени с тех пор, как погибли ее родители, но, хотя директриса школы предложила ей снять траур, Вирджиния резко отказалась. Она будет вечно оплакивать отца и мать. Ей до сих пор непонятно, почему Бог забрал их.
Конечно, эта ведьма Сара Луис сама не знает, о чем говорит.
Расстроенная Вирджиния поспешила по обшитому деревянными панелями коридору. Ее единственным родственником был дядя, Хэролд Хьюз, граф Истфилд. После смерти родителей он прислал ей соболезнования и указания отправиться в школу Мармотт в Ричмонде, так как теперь он ее официальный опекун. Вирджиния едва помнила все это — тогда ее жизнь свелась к боли и горю. В один прекрасный день она оказалась в школе, не вполне помня, как добралась туда, и лишь смутно припоминая прощальные объятия с Тилли. Когда первоначальная острота горя несколько притупилась, Вирджиния и Тилли обменялись несколькими письмами — Суит-Брайар находился в восьмидесяти милях от Ричмонда и всего в нескольких милях от Норфолка.[10] Вирджиния узнала, что граф стал опекуном ее состояния и распорядился, чтобы все хозяйство велось как до смерти его брата. Если бы Сара была права, Тилли, конечно, сообщила бы ей об ужасном намерении ее опекуна. Если она сама об этом знала…
Мысли о Тилли и Суит-Брайар вызывали тоску по дому. Желание вернуться домой внезапно стало непереносимым. Многие девушки ее возраста были помолвлены или даже замужем и жили со своими домочадцами. Родители Вирджинии никогда не заводили разговора о браке, за что она была им благодарна. Вирджиния не думала, что с ней что-то не так, но брак и молодые люди никогда не занимали ее мысли. Вместо этого с пяти лет, когда Рэндалл Хьюз впервые посадил ее на лошадь перед собой, она каждый день работала бок о бок с отцом. Вирджиния знала каждый дюйм Суит-Брайар, каждое дерево, каждый лист, каждый цветок. Плантация имела всего сотню акров, а не пять тысяч, но Сара Луис нуждалась в уроке. Она знала все о табаке, знала лучшие способы его сеять, лучшие способы сушить собранные листья, знала лучшие аукционные дома. Как ее отец, Вирджиния следила за ценами с интересом и надеждой. Каждое лето она и отец спешивались и ходили среди табачных полей, собирали листья, не боясь испачкать руки, вдыхали их сочный аромат, обсуждали качество урожая.
У Вирджинии были и другие обязанности. Никто не был добрее ее матери, никто лучше не разбирался в травах и их целительных свойствах, никто не заботился больше о рабах. Вирджиния вместе с матерью навещала больных лихорадкой и гриппом. Она никогда не боялась заходить в жилища рабов, когда кто-то болел, и умело делала припарки. Вирджиния могла принимать роды у кобыл и много ночей дежурить около них. Почему же она не может быть сейчас дома и вести хозяйство в Суит-Брайар вместе с их управляющим, Джеймсом Макгрегором? Она родилась, чтобы управлять плантацией. Суит-Брайар был в ее крови, в ее душе.
Вирджиния знала, что она не леди. Она носила бриджи, которые нравились ей больше, чем юбки. Папа не возражал — он всегда гордился ее непосредственностью, острым глазом и природным умением обращаться с лошадьми. Он считал ее красивой — называл своей маленькой дикой розой, — но каждый отец думает так о дочери. Вирджиния понимала, что это неправда. Но нельзя сказать, чтобы это ее заботило. Она была слишком умна, чтобы хотеть быть леди.
Мама терпеливо относилась к мужу и дочери. Оба брата Вирджинии умерли при рождении, сначала Тодд, потом Чарлз, когда ей было шесть лет. Тогда мама впервые стала по-другому смотреть на бриджи, лошадей и охоту. Она неделями плакала, молилась в семейной часовне и в итоге обрела покой. Улыбки и теплота вернулись, но беременностей больше не было, словно они с папой заключили молчаливый договор.
Вирджиния не могла понять, почему женщины так хотят быть леди. Леди должна следовать правилам. Большинство из этих правил девушку раздражали, но некоторые просто угнетали. Быть леди — все равно что быть рабыней, у которой нет хорошего жилья в Суит-Брайар. Это все равно что носить кандалы.
Приняв решение, Вирджиния остановилась у кабинета директрисы. Говорила Сара Луис правду или нет, больше не имело значения. Пришла пора отправляться домой. Впервые после смерти родителей Вирджиния чувствовала себя сильной и смелой. Это было чудесно. Именно так все и было, пока священник не сообщил ей о смерти родителей.
Она постучала в красивую дверь красного дерева.
Миссис Таун, пухлая приятная леди, жестом пригласила ее войти. Ее добрые глаза были серьезны, хотя обычно в них плясали огоньки.
— Боюсь, мисс Хьюз, вам рано или поздно придется научиться танцевать.
Вирджиния скорчила гримасу. Единственным человеком в школе, который ей почти нравился, была директриса.
— Почему?
Миссис Таун выглядела удивленной.
— Садитесь, дорогая.
Вирджиния села, потом, осознав, что ее колени расставлены, а руки свисают с подлокотников кресла, быстро привела себя в порядок, не желая раздражать директрису. Она сдвинула колени, стиснула руки и подумала о том, как было бы прекрасно сидеть в бриджах верхом на лошади.
Миссис Таун улыбнулась:
— Научиться танцевать не так уж трудно, дорогая.
— Еще как трудно.
Ко всему прочему Вирджиния была очень упряма. Эта черта приводила ее мать в отчаяние.
— Вирджиния, леди должны танцевать. Иначе как вы сможете посещать балы и получать от них удовольствие?
Вирджиния не колебалась.
— Я не привыкла ни к балам, ни к танцам, мэм. Откровенно говоря, мне пора ехать домой.
Миссис Таун с удивлением уставилась на нее.
— Это неправда, верно? — продолжала Вирджиния. — То, что сказала эта противная Сара Луис. Я не останусь здесь всеми забытой пленницей еще на три года?
