Юноша стойко сражался с латынью, когда дежурный прервал его занятия и сообщил, что господин ван дер Рис ожидает внизу. Калеб был вне себя от радости, так как в голову ему приходило лишь одно: отец приехал сюда, чтобы забрать его из школы и отвезти на Яву. К этой надежде примешивалась также уверенность, что Риган, увидя, что сын вырос и стал настоящим мужчиной, станет относиться к нему соответственно. Через несколько дней Калебу исполняется восемнадцать — возраст, вполне подходящий для того, чтобы выбирать в жизни свою дорогу и пытаться занять место мужчины среди всех прочих мужчин…
Калеб сбежал вниз по лестнице, перескакивая одним прыжком сразу через три ступеньки и едва сдерживаясь, чтобы не закричать от переполнявшей его радости.
Он стремительно вошел в бедно обставленную приемную, где обычно принимали посетителей. Его темные глаза вспыхнули при виде отца, но затем в них появилось вдруг настороженное выражение.
— Разве Сирена не с тобой? — спросил Калеб недоуменно.
— Нет, — ответил Риган, и в его голосе послышалось нечто большее, чем просто глухое рычание. — Я же писал тебе, чтобы ты ее не ждал. Зачем мучить себя пустыми надеждами?
Юноша стоял рядом с отцом — точная копия родителя, исключая разве что темного цвета волосы и меньший, хотя уже почти плечо в плечо, рост.
Калеб, конечно, был только его сыном, но почему-то походил на Сирену гораздо больше, чем Ригану хотелось бы. Временами ему казалось, что у ребенка никогда и не было другой матери, кроме Сирены, что яванская принцесса Тита, родившая его, никогда не существовала в природе.
— Отец, я давал тебе слово, что задержусь здесь до конца семестра, но потом я сразу оставлю школу. Про себя я давно уже распрощался с этой мрачной, унылой страной. Однако ехать с тобой в Испанию у меня тоже нет желания. Я собираюсь вернуться на Яву.
— То есть возвращаешься к Сирене. Это ты хотел сказать? Да, я всегда знал, что, если дело дойдет до выбора между ней и мной, ты предпочтешь Сирену родному отцу!
— Я просто сказал, что возвращаюсь на Яву, и все, — довольно резко ответил Калеб. — Я собираюсь наняться на корабль к капитану Дикстре. Хочется заглянуть к Сирене и посмотреть, как ей живется одной, без мужчины в доме… Тебе, отец, не следовало оставлять ее на острове!
— А-а, ты по-прежнему отказываешься забыть об этом или хотя бы понять, почему все так случилось!
Лицо Ригана потемнело от злости, он нахмурился и нетерпеливо смахнул с загорелого лба белокурую прядь.
— Ты никогда не простишь мне нашего с Сиреной разрыва, ведь так? Ведь это и есть то, о чем ты мне говоришь!
Калеб с деланным равнодушием пожал плечами. Он любил и Ригана, и Сирену. Он понимал, что то, что они сделали со своими жизнями, не имело целью затронуть, растревожить его душу, но все-таки эта душа болела, а к горлу подступал комок.
— Настоящий мужчина не может проходить мимо жестокости, — заметил Калеб, смело посмотрев в глаза Ригану, что едва не лишило того присутствия духа, — а ведь ты, отец, именно так себя и повел: ты был жесток! Теперь известие о том, что «Испанская леди» пошла ко дну, уже наверняка достигло Явы. Представь, через какие муки должна будет пройти Сирена, если поверит в твою смерть. Я могу надеяться лишь на то, что мое письмо, в котором я сообщаю, что ты жив и здоров, она получит раньше, чем успеет вся исстрадаться… Впрочем, я по-прежнему озадачен и не могу взять в толк, зачем ты сюда приехал.
— Мы должны обсудить одно дело. Я надеялся побыть с тобой часок-другой наедине и тогда бы сумел, наверное, что-нибудь объяснить.
Калеб довольно холодно посмотрел на отца, как бы давая понять, что желает поскорее услышать, что тот имеет сказать ему. Сам юноша хранил молчание, а выражение его лица по-прежнему оставалось враждебным.
В глазах Ригана отразилась глубокая задумчивость, когда он посмотрел на сына.
— Когда меня подобрал спасший нас корабль, я отправился в Испанию и встретился там с управляющим Кордесов, чтобы объяснить кое-какие обстоятельства нашего с Сиреной разрыва.
Риган прочистил горло, но с таким видом, как будто не желал продолжать.
— Я взял на себя все дела, связанные с финансами семьи Кордес.
Внезапно его голос огрубел, а в глазах появилось отрешенное выражение.
— Я знаю, — сказал Риган хрипло, — что должен начать новую жизнь. Это именно то, что я намеревался сделать. И фактически уже сделал: я расторгнул наш брак с Сиреной…
Калеб по-прежнему хранил молчание, но его глаза осуждали отца. Потом юноша повернулся и вышел из комнаты, уже не удостоив Ригана и этим жестким, как приговор, взглядом.
— Калеб, вернись! — закричал ван дер Рис. — Та часть нашей жизни в прошлом! Кончено! Нам нужно начинать все сначала!
Риган выглянул в коридор, ожидая, что сын вернется, потом снова вошел в приемную и тяжело опустился на стул. Сердце билось в груди, точно молот, голова шла кругом… Риган с досады ударил большим бронзовым кулаком одной руки по ладони другой. Калеб ушел. Как и Михель. Как ушла и Сирена!..
Спустя девять недель с момента отплытия из Батавии «Рана» встала на якорь в Кадисе. Испания! Путешествие, занимающее обычно от трех до пяти месяцев, было столь стремительным благодаря великолепной погоде и попутному ветру. С тех пор как судно достигло северных границ африканского континента, Сирена перестала носить свой привычный морской наряд. Она понимала, что, как только они доберутся до более оживленных морских путей, ее необычный костюм, состоящий из коротко обрезанных брюк и туго завязанной под грудью блузки, будет вызывать недоумение.
Древний испанский порт гудел как улей. Грузчики бегали по дощатым настилам, таская на спинах мешки, бочки и все, что может составить содержимое трюма; лес мачт заслонял горизонт.
Перевесившись через планшир на шканцах, Сирена буквально пожирала глазами с детства знакомые ей виды. Между тем в душу ее закралась тревога, по телу то и дело пробегали мурашки. В пути она уверяла себя, что покинула Батавию лишь из-за грязных интриг Ригана, из-за его склонности к обману и надувательству. Ну не мог, не мог он отправиться ко дну вместе со своим кораблем! Это просто очередная уловка, чтобы выманить ее с Явы!
Однако во время однообразного плавания Сирене становилось все труднее сбрасывать со счетов возможность иного исхода дела. Ведь так легко было ошибиться!
Женщина боролась с этими и подобными мыслями с тех самых пор, как к ней пришел капитан Дикстра и сообщил о крушении «Испанской леди», боролась, несмотря на свои старания попросту не обращать на них внимания. Но когда она увидела высокие зубчатые скалы Гибралтара, то все чаще и чаще стала ловить себя на том, что шепчет слова молитвы и просит Господа уберечь Ригана от гибели, сохранить его живым и здоровым…
