Моника почему-то знала ответ заранее. Она понимала, что ему не место рядом с ней. Даже если бы она и захотела удержать его, то не смогла бы. Он был из другого мира. Из мира, о котором она мечтала, зная, что никогда не будет ему принадлежать. Слезы обжигали глаза, когда она с надеждой смотрела на него, ожидая, что он останется. И когда он повернулся вдруг и вернулся к ее постели, Моника затаила дыхание. Клэй нагнулся и посадил ее на колени. Сладко и нежно он поцеловал ее в щеку, а потом вдруг ушел, не проронив ни слова.
В голосе Моники сквозила печальная нотка, когда она крикнула ему на прощание:
– Береги себя!..
Но Клэй уже ушел, захлопнув за собой дверь.
Клэй провел несколько долгих часов в седле. Наконец-то он ехал по главной аллее Уиндоуна. Он старался привести свои мысли в порядок, и это было болезненно. Еще несколько дней назад он был наивным юношей. Теперь же, столкнувшись с отвратительной правдой жизни, он знал, как поступит.
Подъезжая к дому, Клэй остановил лошадь под одним из раскидистых дубов. Издали он решил насладиться видом своего жилища. Шесть лет назад ветхое двухэтажное строение разрушилось от старости. Сейчас на его месте сверкал трехэтажный особняк с колоннами. Это был результат их тяжелого труда с отцом. Оба они сражались и боролись за то, чтобы плантация Уиндоун стала процветающей. Но сейчас Клэй с болью в сердце осознал, что все, что он делал, было впустую. Мать не вернется... больше никогда.
Тяжелая душевная усталость охватила Клэя. Он закрыл глаза, защищая свою психику от воспоминаний. Не хотелось думать о том, как еще несколько дней назад он мечтал снова услышать звук шагов матери в коридоре или почувствовать запах ее сладких легких духов, когда она проходит по комнатам. Это прошло. Кончено. Это – часть прошлого.
И все же Клэй знал, что, если он вернется в Уиндоун, эти воспоминания будут преследовать его вечно. Мечта о возвращении матери помогала ему двигаться к своей цели. Все, чего он достиг, Клэй делал ради матери. Теперь же он понял, что мечта его недостижима.
Иллюзия разбита. Клэй должен уехать. Женщина, которую он так нежно любил, которой так старался угодить все эти годы, никогда не существовала. Мать, которую он любил, была просто плодом его наивного детского воображения.
Что ж, он больше не наивен и ничего не жаждет. Он покинет Уиндоун и оставит мысль о триумфе, омраченную воспоминаниями. Клэй снова сел верхом и поскакал к дому, готовый объявить новость отцу.
Филипп и не пытался скрывать слезы, когда смотрел, как Клэй собирает на следующий день дорожные сумки. Он спорил с сыном до поздней ночи, пытаясь убедить его не уезжать, но все усилия были напрасны. Клэй стал таким же упрямцем, как и Филипп. Если уж он решил что-то сделать, его не удержать.
– Мне будет не хватать тебя, сынок, – произнес он, задыхаясь.
– Мне тоже будет не хватать тебя, – ответил Клэй, подняв глаза и встретившись со взглядом отца, полным печали.
– Ты уверен, что поступаешь правильно?
– Это единственное, что я могу сделать в такой ситуации.
Клэй снова убежденно доказывал отцу, что нужно что-то делать.
– Кто знает, что я найду там, на Западе? Может, остановлюсь в Калифорнии и попытаю удачу на золотоносных рудниках. Может, даже разбогатею...
Клэй не стал продолжать. Он понял, что богатство не приносит счастья. Деньги его больше не волновали. Ему хотелось лишь душевного покоя.
– Ты вернешься?
Филипп отчаянно хотел знать, что Клэй однажды вернется. Без надежды на это жизнь представлялась ему бесконечно пустой и бессмысленной.
– Я вернусь, – пообещал Клэй.
– Уиндоун – твой дом. Всегда помни об этом.
– Буду помнить.
Их взгляды встретились. Этот миг был очень мучительным. Филипп знал, что сын теперь стал мужчиной, но не мог удержаться и не заключить его в свои объятия.
Клэй обнял его в ответ без малейшей сдержанности. В этот трогательный момент он понял, как любит его отец и как привязан к нему.
Клэй взял вещи, и они вышли из комнаты, дошли до парадного входа, не проронив больше ни слова.
– Будь осторожен, береги себя, – проговорил Филипп, когда они вышли на широкое крыльцо.
– Ты тоже.
Они пожали друг другу руки. Взглянув последний раз на дом, Клэй сел на Ворона и направился по аллее, чувствуя себя ужасно одиноким.
Филипп смотрел, как уезжает сын, а его сердце раздирали горечь и злость к женщине, виновной во всех их бедах.
– Эвелина...
Имя прозвучало как проклятие. Филипп тихонько обругал ее. Он презирал ее с момента тех роковых событий, произошедших шесть лет назад. Эвелина – мерзавка, эгоистичная, порочная и пагубная. Она и понятия не имела о том, что разбила сыну сердце. Эта женщина абсолютно лишена совести.
За последние шесть лет Филипп очень хотел рассказать сыну правду о матери, но почему-то удерживался. Клэй любил ее с детской преданностью. Не хотелось забирать у него остатки чистоты. Наблюдая за тем, как сын исчезает из виду, Филипп раздумывал, что был не прав, стараясь так защитить его. Он чувствовал вину за свое молчание, но всякий раз отгонял от себя эти мысли. Клэй должен был сам узнать об Эвелине. А теперь, когда и сын знал правду, она не сможет причинить боль ни одному из них.
Скопившаяся годами горечь пробудила праведный гнев. Поворачиваясь лицом к дому, Филипп знал, что пора действовать. Он больше не хотел, чтобы Эвелина и дальше пятнала фамилию Корделл. Филипп решил написать адвокату в Новом Орлеане и начать бракоразводный процесс немедленно.
Клэй знает правду. Больше ждать не имеет смысла. Нет необходимости продолжать притворяться, что надежда существует. Он хотел, чтобы связь между ним и Эвелиной была разорвана как можно скорее. Филипп присел к письменному столу и принялся за письмо к адвокату. Он почувствовал такую радость, какой не ощущал вот уже несколько лет. Он инстинктивно знал, что поступает правильно.
Монтерей, Калифорния, 1858 год
Рейна Изабелла Альварес трясущимися руками расправляла юбки белого платья с высоким воротником и длинными рукавами, в которое только что переоделась.
– Так, теперь надень вот это, – серьезно распорядилась ее подруга Мария, темноволосая девушка небольшого роста, протягивая длинное покрывало.
Его следовало надеть спереди так, чтобы сзади оно ниспадало на свободно сидевшее платье.
Рейна сделала, как ей сказали. Она покрыла голову необычным одеянием и тут же почувствовала себя так, словно ее завернули в шатер.
– Вот, Рейна. Это самое важное...
Рейна потянулась за туго накрахмаленным черным покрывалом, которое ей протянула Мария. Рейна уже собиралась в него облачиться, как вдруг ее взгляд упал на стопу собственной одежды, снятой в спешке и брошенной на кровать. Она замешкалась. Смотря на модную изумрудно-зеленую амазонку и необыкновенные нижние юбки, Рейна чувствовала сожаление. Она любила красивую одежду, и было больно думать, что от нее теперь придется отказаться. Но она вспомнила, ради чего все это делает, и ее темные глаза вспыхнули решимостью. Рейна надела покрывало, убрав под него длинные пряди черных волос, и повернулась к подруге.
