скамью, изъеденную жучками и готовую в любой момент развалиться.
– Мария?
– Да, милостивая госпожа. Я сейчас приду.
О, как она ненавидела, когда ее беспокоили посреди работы. Теперь ей пришлось отложить в сторону ножницы, подушечки для иголок, метр, ткань и все остальное. Потом уйдет много времени на то, чтобы снова все достать и продолжить работу.
Элизабет фон Хагеманн сидела за столом и завтракала. Завтрак состоял из хлеба, заменителя жира, джема, небольшого кусочка сыра и желудевого кофе. Настроение ее, похоже, было не из лучших – был ли этот факт связан с письмом полевой почты, лежащим рядом с тарелкой, Мария Йордан понять не могла. По крайней мере, письмо казалось довольно коротким, майор не любил романтических излияний.
– Как обстоят дела с моим вечерним платьем, Мария?
– Я только что начала распарывать швы, любезная госпожа.
– Прекрасно. Оно понадобится мне на следующей неделе. Мы с моей сестрой собираемся пойти в оперу.
Это было давно известно Марии Йордан. Китти Бройер смертельно скучала с тех пор, как ее муж снова ушел на фронт, она посещала благотворительные мероприятия, ходила в оперу, и – Эльза по секрету сказала ей на ушко – ее даже видели на мероприятии, организованном социалистами. В сопровождении своей свекрови! У всех уже давно сложилось не самое лучшее мнение о Гертруде Бройер. Она вышла из простой семьи, говорили, что ее отец работал в магазине колониальных товаров. То, что эта женщина притащила дочь фабриканта Мельцера на собрание социалистов, было просто невероятно.
– Я уверена, что работа того стоит, госпожа. Вы будете выглядеть в этом платье совершенно очаровательно…
Элизабет не стала отвечать на комплимент, лишь рассеянно кивнула, а затем сказала Марии, чтобы она прислушивалась к звонку: сегодня днем придет угольщик. Уголь надо отнести в подвал, ключ висит на крючке рядом с дверью.
– И хорошенько заприте подвал, Мария. Вы ведь знаете, что ночью уголь могут легко украсть.
Мария Йордан уже привыкла выполнять работу, которая не входила в обязанности камеристки: ей ничего не оставалось, как смолчать. Она никак не смогла бы прожить на то, что получала за несколько часов работы на вилле.
– Слушаюсь, госпожа. Вы вернетесь сегодня вечером или переночуете на вилле?
Элизабет погрузилась в чтение письма, прочитала несколько строк, нахмурив брови, а затем рассеянно взглянула на Марию Йордан.
– Что? Нет, я проведу две ближайшие ночи на вилле. У меня ночное дежурство в лазарете.
– Хорошо, госпожа.
– Теперь можете продолжать шить. Потом мне понадобится черная бархатная шляпа с широкими полями и пальто. И, боюсь, еще боты.
Мария Йордан прошла в спальню, села у окна и взялась за вечернее платье. Не стоило начинать, так как тут же пришлось встать, чтобы принести госпоже верхнюю одежду. Какие потрясающие перспективы! Она часами будет мучиться с этим шитьем, потом придется спуститься в подвал с грязными тележками для угля, а вечером она будет сидеть одна в гостиной, в то время как Герти будет развлекаться наверху со своим Отто в их общей спальне. Отто был подмастерьем у сапожника, до сих пор его не призвали в армию, так как у него якобы было что-то с легкими. Болезнь легких никак не сказалась на его мужских инстинктах – напротив, каждый вечер тощий сапожник доказывал, что полон сил и энергии. По крайней мере, если верить хвастливой болтовне Герти.
– Мария? Мне нужны пальто и шляпа.
– Иду, милостивая госпожа.
Посмотрев в окно, она увидела, как Элизабет фон Хагеманн шла по улице, с трудом преодолевая порывы ветра. По тротуару плыли серые осенние листья, под голой кроной дерева собралась кучка подростков – они делили что-то между собой. Может, украли хлеб в пекарне. Марию Йордан до глубины души поразило то, как эти невинные существа стояли, прижавшись друг к другу, оборванные и замерзшие, чтобы разделить добычу. Но почему же? Да потому что они были голодными. Что же за время пришло?! Что же творится в мире?!
Она оставила свою работу и пошла к Герти в кухню, где еще тлел огонь в очаге и можно было согреть пальцы. Герти пустила в расход потрескавшуюся стенку комода – другого топлива для растопки пока не было.
– Долго я здесь не выдержу, – болтала Герти. – Отто мне уже не раз говорил, чтобы я уходила. В первую очередь из-за зарплаты, которую вечно приходится ждать. Он женится на мне, если я уйду отсюда.
– А ты уверена? – Йордан недоверчиво подняла брови. Она много раз слышала, как некоторые говорили: «Он хочет на мне жениться», но из этого ничего не выходило. – Может, мне снова погадать тебе на картах?
Герти только открыла рот, чтобы ответить, но в этот момент зазвонил колокольчик, и Мария Йордан побежала открывать. Слава богу – явился угольщик! По крайней мере, сегодня вечером у нее в комнатке будет тепло.
Однако открыв дверь, она увидела барона фон Хагеманн и его супругу. Оба были одеты по-зимнему и сильно пахли нафталином, который использовали, чтобы защитить вещи от моли.
Мария Йордан сделала легкий поклон и кисло улыбнулась. Если господа собирались тут пообедать, то они жестоко ошиблись адресом.
– Добрый день, госпожа баронесса, господин барон…
Риккарда фон Хагеманн и бровью не повела, пройдя мимо Марии Йордан, как будто ее вообще тут не было. Ее муж сначала остановился на пороге, потом вздохнул и вошел в коридор.
– Доброе утро, фройляйн Йордан, – поприветствовал он, пытаясь придать своему голосу дружелюбный тон. – Моя невестка дома?
– К сожалению, нет, господин барон. У фрау фон Хагеманн дежурство в лазарете. Мы ожидаем ее послезавтра.
Мария Йордан уже предвкушала, как увидит скисшее лицо баронессы, но Риккарда фон Хагеманн восприняла это известие спокойно:
– Хорошо, – Она критически оглядела старомодное зеркало в прихожей, под которым стоял комод в стиле бидермайер. – Это как нельзя кстати. Нам ни в коем случае не хотелось бы, чтобы у Элизабет были из-за нас какие-то неудобства.
– Конечно, – кивнула Йордан, не уловив смысл только что услышанных слов. Казалось, эти двое собирались уйти прямо сейчас. Вот и хорошо.
– Иоганн! – крикнул Кристиан фон Хагеманн резким командным голосом. – Теперь неси оба ящика наверх.
– Что вы тут стоите? – сказала Риккарда фон Хагеманн, сердито глядя на Марию Йордан. – Идите вниз, там много всякой поклажи. А что с горничной? Где она?
Мария Йордан все еще стояла как вкопанная, думая, что все это просто дурной сон. Ящики. Багаж. На лестничной клетке слышно было чье-то сопение и оханье.
– Почему здесь так холодно? – возмутился Кристиан фон Хагеманн, открыв дверь в гостиную. – Что, никто не топит печи?
Герти заглянула в полуоткрытую дверь. На ее узком лице отразился ужас, становившийся все сильнее с каждой минутой.
– А вот и она! – воскликнула Риккарда фон Хагеманн. – Давай-давай, малышка. Внизу куча багажа, это все нужно отнести наверх. И не дай бог если
