Филиппа не могла поверить своим ушам. Человек ли она, эта женщина?
– Пора прощаться, братец. У тебя есть две минуты.
Пока Олдос целовал и тискал беспомощную Филиппу, шепча ей на ухо непристойности, Клер наблюдала за ним, презрительно усмехаясь ярко накрашенными губами. Потом они ушли, потушив все свечи, кроме одной, так что крипта погрузилась в зловещий сумрак.
«Над болью можно подняться… «покинуть» свое тело и следить за ним со стороны, как если бы все происходило с кем-то другим…»
Филиппе казалось, что Хью стоит рядом и нашептывает ей снова и снова свой рецепт выживания. Эта греза была ее единственным утешением, единственным источником сил.
Она давно потеряла счет времени и не могла сказать, как долго находится в подвале, дни или часы. Сначала ноги сводила боль, потом они затекли, а еще через какое-то время боль вернулась. Плечи, шею и нижнюю челюсть то ломило, то жгло, то кололо бесчисленными иглами. Сознание туманилось, и тогда приходило временное облегчение. Но потом реальность снова вторгалась в горячечный бред.
Время от времени заходила Клер, чтобы отвести Филиппу в уборную – не из милосердия, а из желания сохранить подвал чистым. На вопрос, день сейчас или ночь, она неизменно отвечала, что выяснить это проще простого: надо лишь исполнить то, что требуется.
Со временем стало казаться, что тюремщица приходит все реже. Было ли это так на самом деле, или время тянулось, чем дальше, тем медленнее? Голод и жажда, по очереди одерживая верх, постепенно высасывали силы, но они и в счет не шли с желанием уснуть. Это была мучительная, отчаянная потребность, вполне способная свести с ума. Стоило благословенной дремоте снизойти на измученное сознание Филиппы, как ошейник, словно живое злобное существо, впивался в ее плоть своими острыми зубцами. Как-то раз, находясь во власти кошмара, она не сумела проснуться сразу, и ей приснилось чудовище со связкой ключей у пояса и пастью, полной длинных острых зубов. Ужасное Создание распахнуло пасть, схватило голову Филиппы и стало медленно отгрызать ее. Закричав от ужаса, она проснулась со множеством ранок на шее от зубцов, на которые неосторожно склонила голову.
Видя, что жертва упорствует, Клер поставила на пол кувшин чистой родниковой воды. Несмотря на полумрак, Филиппа ясно видела сосуд и буквально ощущала запах прозрачной холодной жидкости. Теперь она знала, что такое муки Тантала.
К счастью, Клер так и не позволила Олдосу проникнуть в подвал, хотя время от времени угрожала этим, и вид ее одинокой фигуры в дверях наполнял Филиппу такой радостью, что она мысленно возносила благодарственную молитву. В прошлом не слишком религиозная, она поняла, что имел в виду дядюшка Лотульф, когда говорил, что страдания приводят человека к Богу. Логика подсказывала: что бы Олдос ни сделал с ней, это не пойдет ни в какое сравнение с теперешними страданиями. Но физические муки не могут превзойти мук душевных. Филиппа знала – никогда уже она не почувствует себя чистой после объятий этого человека, а зловещие воспоминания до конца жизни осквернят все то, что дал ей Хью.
Когда становилось совсем уж невмоготу, она позволяла себе погрузиться в сладостные грезы и в самом деле забывалась, переживая каждую из немногих ночей, когда они принадлежали друг другу. Возможно, это отчасти помогало ей оставаться в здравом рассудке. Многократно пережитые заново, эти мгновения принесли неколебимую уверенность в том, в чем прежде она постоянно сомневалась. Хью мог думать все, что ему угодно, – он мог обмануть себя, но не ее. Его поцелуи, объятия, прикосновения говорили о любви, которую он так упорно отрицал на словах…
Дверь скрипнула.
Филиппа приподняла голову, лишь слегка поморщившись, когда впившиеся зубцы выскользнули из ее плоти. Кто-то вошел в подвал, и это не была Клер.
Господи, только не он! Только не Олдос!
– Миледи!
Филиппа радостно встрепенулась, узнав простонародный говор служанки.
– Эдме! Я здесь! – прохрипела она.
– Боже милосердный! – вскричала девушка при виде разложенных на столе гранат и тотчас зажала себе рот ладонью. – Где вы, миледи?
– Возьми со стола свечу…
Это вышло совершенно неразборчиво, пришлось откашляться и повторить просьбу. Эдме осторожно прошла в дальний конец подвала. При виде пленницы она едва не выронила свечу, веснушчатое лицо ее исказил страх.
– Кто это сделал? Неужто леди Клер? Но почему?
– Чтобы добраться до моего мужа, – лаконично объяснила Филиппа, памятуя о том, что Эдме прибыла в Холторп из Пуатье, а значит, никак не может быть на стороне короля. – Он в опасности…
Эдме проследила ее взгляд, схватила кувшин и поднесла к сухим, запекшимся губам. Вид пыточного кресла у стены заставил ее поспешно перекреститься. Филиппа пила и пила, хотя желудок, принимая воду, отзывался острой болью.
– Неужто вы здесь все четыре дня, – испуганно спросила служанка, – с тех самых пор, как я пришла помочь вам раздеться и не нашла вас в своей комнате? Леди Клер сказала всем, что вы уехали, но я… мне всегда казалось, что вы непременно скажете мне на прощание хоть одно доброе словечко! – Она зарделась в смущении. – Вы были всегда добры ко мне, миледи. Да и все ваши вещи остались на своих местах!
– А сейчас день или ночь?
– Раннее утро, миледи. Еще и к заутрене не звонили. – Девушка сокрушенно покачала головой, всматриваясь в заострившиеся черты Филиппы. – Я не знала, что и думать, а потом заметила, что, вернувшись из Лондона, синьор Орландо и не подумал спуститься в подвал. Я его потихоньку спросила, с чего бы это вдруг, а он ответил, что таков приказ хозяйки.
– Спасибо, что напоила. Может, сумеешь развязать мне руки?
– Ах ты, Боже мой! Бестолковая моя голова! – Распутывая шнур, она продолжала свой рассказ: – Наша хозяйка – ранняя пташка. Как только она позвонила, я возьми да и подойди к ней с вопросом, не хочет ли она принять ванну. Она согласилась, а я потихоньку стянула ключи. В другое-то время она их всегда держит при себе.
Служанка приподняла фартук и с торжеством показала связку ключей у пояса.
– Что за чудесный ты человек, Эдме! – воскликнула Филиппа, растирая запястья, которые жгло как огнем.
– Но мне нужно их вернуть, пока ее милость еще в ванне!
– Тогда скорее! Отомкни ошейник! Ключ от него совсем маленький, с квадратной дырочкой.
– М-миледи… такого ключа здесь нет!
У Филиппы упало сердце. Неужели Клер, наконец, разрешила брату доступ в подвал и отдала ключ от ошейника ему? Но ведь она сказала, что не позволит даже на время освободить ее! Или… как раз, поэтому она и сняла ключ, намереваясь отдать ему всю остальную связку? Нужно как можно скорее вырваться на свободу! Но как?
