Въезжая на холм, он сказал себе, что пришло время перестать прятаться. Пришло время вести себя как обычный мужчина, который ничего не достиг в жизни. Пришло время еще раз действовать, как подобает могущественному герцогу Уоллингфорду.
Сейчас в дремотном тепле библиотеки Уоллингфорд смотрел на книгу в простенькой обложке из коричневой кожи. Даже заголовок не выдавал ее содержания, поэтому несведущий человек с легкостью принял бы ее за научный труд по биологии.
Уоллингфорд встал с кресла, вышел из библиотеки и поднялся по главной лестнице на второй этаж, перескакивая через две ступеньки. Стук его каблуков эхом отражался от каменных стен замка. Герцог прямиком направился в то крыло, где жили леди и где он был в последний раз несколько месяцев назад. Он открывал каждую дверь, попадавшуюся на пути, и каждая из них открывалась на хорошо смазанных петлях. В первой комнате Уоллингфорд увидел детскую кровать на колесиках – здесь, очевидно, жили малыш Филипп со своей матерью. Вторая комната оказалась немного меньше. В нее совсем не заглядывало полуденное солнце. Уоллингфорд подошел к шкафу и открыл его – на вешалке сиротливо висело только голубое платье, принадлежавшее леди Морли.
Дверь в третью комнату отворилась с легким скрипом, и Уоллингфорд сразу ее узнал. Он ощутил присутствие Абигайль, как если бы она, уходя, посыпала стены волшебным порошком. А может, все дело было в книгах, разложенных на всех свободных поверхностях и даже у изголовья узкой кровати. Здесь стояла кровать Абигайль с прохладной льняной подушкой, на которую она опускала голову каждую ночь, спала и видела сны. Что же ей снилось? Что она надевала, когда ложилась в постель?
Рядом с комодом у стены стоял умывальник. Уоллингфорд подошел ближе. Кувшин для воды и фаянсовый таз были пусты. Только маленький кусочек мыла остался лежать рядом. Уоллингфорд поднес его к носу и вдохнул. Лимон и цветы. Сердце замерло в груди, а дыхание остановилось. Он опустился на стул и обхватил голову руками.
Уоллингфорд никогда прежде не бывал на кухне замка Святой Агаты и плохо представлял, где она находится. Наверное, где-то рядом со столовой, только дальше по коридору.
Он доверился своему носу и в конце концов оказался у приоткрытой двери, из которой веяло ароматом свеже-испеченного хлеба. На кухне никого не было, но над огнем в очаге висел чайник, а на столе остывала большая краюха хлеба. В открытое окно влетал горячий летний ветер.
Уоллингфорд остановился на середине кухни и огляделся.
– Вы ведь здесь, не так ли? – негромко произнес он. – Вас зовут синьора Морини, верно? Вы экономка. Я никогда вас не видел, как Абигайль никогда не видела Джакомо. Бог знает, почему так получилось. Но вы здесь, я это чувствую. Словно по шее пробегают мурашки.
В кухне было настолько тихо, что Уоллингфорд слышал собственное дыхание.
– Вы знаете, куда она уехала, верно? Вы знаете все.
Каблуки его сапог скрипнули, когда он повернулся.
– Я хочу… хочу спросить. Не скажете ли вы мне, куда она уехала? Я внезапно остался совсем один. Наверное, я должен торжествовать, но почему-то меня не покидает чувство, что… – Голос Уоллингфорда сорвался.
За окном возмущенно гоготали гуси, а мгновение спустя раздались ругательства, изрыгаемые Джакомо на мелодичном итальянском языке.
– Дело в том, что я люблю ее. Люблю так сильно, что совершенно лишился сна. Вы ведь знаете, какова она: точно фея, которую невозможно поймать. И все же я должен попытаться, потому что без нее мне нет жизни. – Уоллингфорд перевел дыхание и продолжал уже более спокойно: – Если знаете, куда она уехала, синьора Морини, вы должны сказать мне. Отыскать способ как-то мне сообщить. Я не сделаю ей ничего дурного, клянусь! Я посвящу всю свою жизнь тому, чтобы сделать ее счастливой, потому что…
В окно ворвался порыв ветра, от которого чайник закачался над огнем, издавая при этом ритмичное поскрипывание.
– Потому что она моя последняя надежда.
Слова Уоллингфорда с легкостью отскакивали от стен. Аромат остывающего хлеба дразнил его голодный желудок, напоминая о том, что он должен был пообедать еще час назад. А вместо обеда он, точно сумасшедший, нес сентиментальную чепуху посреди пустой кухни.
Уоллингфорд повернулся на каблуках, вышел из кухни и направился в столовую, где на огромном столе стоял обед, сервированный для одного человека.
Не успел Уоллингфорд расправиться с пирогом, начиненным артишоками, и выпить бокал вина, как дверь отворилась и в столовую проскользнула служанка, нервно поправляющая платок на голове и не решающаяся поднять взгляд.
– Вас зовут Мария, не так ли? – спросил Уоллингфорд, обрадовавшись при виде живого человека.
– Да, синьор герцог. – Служанка присела в реверансе, а потом протянула руку: – Записка, синьор.
Сердце Уоллингфорда учащенно забилось.
– Благодарю вас, Мария.
Он развернул записку неторопливо, потому что не хотел, чтобы было заметно, как сильно дрожат его пальцы. Мария стояла возле двери в ожидании ответа.
Уоллингфорду пришлось прочитать записку несколько раз, так как почерк было сложно разобрать. К тому же построение предложений было каким-то странным, словно английский язык не являлся родным для автора.
После этого герцог аккуратно свернул записку и убрал в нагрудный карман.
– Благодарю вас. – Он отложил в сторону салфетку и поднялся из-за стола. – В течение часа я должен покинуть замок. Скажите конюху, чтобы он оседлал моего коня. И еще, Мария…
– Да, синьор? – Служанка выглядела слегка напуганной и, казалось, не совсем понимала, что ей говорят.
– Передайте синьоре Морини мою искреннюю благодарность и скажите ей, что герцог Уоллингфорд приложит все силы, чтобы ее не разочаровать.
Глава 17
Сады Боргезе, Рим
Абигайль подала сестре большие защитные очки в кожаной оправе и помогла ей закрепить их на голове поверх развевающегося белого платка.
– Это так захватывающе, – сказала она, застегивая пряжку. – Хочу, чтоб ты знала: я поставила на тебя двадцать лир у букмекера в кафе при отеле.
– Где это, интересно, ты взяла двадцать лир? Ну правда, Финн, – обратилась Александра к мужчине, склонившемуся над капотом автомобиля. – Достаточно. Все эти люди знатоки своего дела. К тому же тебе давно пора быть у своей собственной машины.
Мистер Берк выпрямился. Выглядел он просто сногсшибательно – высокий, в длинном плаще, развевающемся вокруг его ног, и в остроконечном шлеме, скрывающем высокий лоб. Его собственные очки висели на шее, а на висках поблескивали крошечные капельки пота. Наверняка причиной тому была нестерпимая жара, окутывающая точно шерстяное одеяло. А еще беспокойство. Абигайль догадалась, что мистер Берк был вовсе не рад видеть свою возлюбленную Александру участвующей в гонках и составляющей конкуренцию ему и его обожаемому автомобилю.
