Луиза стойко продолжила:
– Первое время, пока мы будем стараться зачать ребенка, хотелось бы, чтобы ты оказал мне честь и ограничился только моей постелью, до тех пор, пока… пока не подтвердится радостная весть.
Сомертон, наконец, покончил с разрезанием персика. Кусочки были такими маленькими, что персик казался размятым. Он положил один кусочек в рот и принялся жевать. Интересно, он хотя бы почувствовал, что ест?
– Очень разумно, – наконец изрек он. – А как насчет тебя, дорогая? Ты тоже будешь следовать правилам, которые изложила с такой точностью?
– У меня нет необходимости соблюдать правила. В моей постели никогда не будет другого мужчины, кроме тебя.
– Ты в этом уверена? Зимние ночи длинные и часто тоскливые. Ты вполне можешь встретить джентльмена, чарам которого не сможешь противостоять. Хочешь персика? – И он предложил ей очередной микроскопический кусочек.
«Я уже встретила такого», – подумала она и положила персик в рот.
– Такую возможность можно допустить, – подумав, согласилась она. – Но даже если акт любви не является неприятным, все же ради него вряд ли стоит рисковать короной. Принц может иметь сколько угодно любовниц, но принцесса должна быть добродетельной, иначе вызовет недовольство своего народа. Такие связи практически невозможно скрыть.
– Да, разумеется, об этом я как-то не подумал. Естественно, принцесса должна ставить на первое место свои обязанности, а уж потом личные желания. Прими мои соболезнования, дорогая. Судя по всему, мы всегда будем в неравных условиях.
Его голос был низким, вкрадчивым. От него Луизу пробрала дрожь. В нижней части живота чувствовалась странная тяжесть. Она встала, но ощутила легкое головокружение и схватилась за край стола.
– Значит, мы поняли друг друга?
– Думаю, да.
Сомертон очень медленно, лениво встал и навис над ней – большой, грозный.
– Я выйду за дверь, чтобы выкурить сигару, если не возражаешь, – сообщил он. – Тебе не помешает несколько минут уединения.
– Да, спасибо, – пискнула Луиза.
Граф вежливо поклонился и скрылся за дверью – переступая порог, ему всякий раз приходилось нагибать голову, чтобы не разбить ее о притолоку. Луиза несколько минут стояла, прислушиваясь к гулким ударам сердца.
Ее супруг – супруг! – вернется через несколько минут, возможно, через четверть часа, и возьмет ее в постели.
Да поможет ей Бог. Что ей делать? Чего он ждет от нее? Он, должно быть, укладывал в постель сотни женщин, причем самых разных, наверняка умелых и опытных. Луиза попыталась вызвать в памяти свою первую брачную ночь, но вспомнила лишь чувство неловкости, разбросанную одежду и боль между ног. В конце она даже не была уверена, что они сделали все, что должно. Петер был тоже растерян. («Я вошел в тебя?» – спросил он тогда, тяжело дыша, и она не знала, что ответить, поскольку ни в чем не была уверена.)
Можно было не сомневаться, что с Сомертоном все будет по-другому.
Луиза почувствовала мурашки на коже.
Спустя четверть часа она лежала в постели, вымытая и облаченная в ночную рубашку, до подбородка укрытая простыней. Она немного поспорила сама с собой, стоит ли зажечь свечу, но решила, что вполне хватит света, проникающего сквозь неплотно задернутые занавески. Она смотрела на потолок и считала завитки на деревянной балке, расположенной прямо над кроватью: двенадцать… тринадцать…
Дверь распахнулась.
– Маркем! – рявкнул граф.
– Я Луиза, – тихо ответила она. – Я здесь, в постели.
Стемнело быстрее, чем она ожидала, и показавшийся на пороге Сомертон виделся ей расплывчатым силуэтом. Он шагнул к кровати, развязал и отбросил галстук и прищурился, словно не мог ее разглядеть. Вместе с ним в комнату ворвался теплый воздух.
– Вот ты где, – сказал он.
Она бдительно наблюдала за ним, прикрыв глаза. Кажется, он расстегивает рубашку…
– Ну и какого черта ты там делаешь? Пробуешься на роль шахматной королевы?
– Жду тебя. – Луиза облизнула пересохшие губы.
– Так ты ждала визита мужа в свою постель? – Голос Сомертона казался удивленным.
– Конечно.
Граф оперся обеими руками о край кровати и склонился над ней. Рубашка была расстегнута, под ней виднелась мускулистая грудь. Голос стал низким и тихим:
– Луиза, моя дорогая невеста, на тебе ночная рубашка?
– Конечно, я надела рубашку, – с негодованием проговорила Луиза. – А как же иначе?
Сомертон улыбнулся. Теперь она видела его лицо – тяжелые веки, кривящиеся в улыбке чувственные губы.
– Позволь, я угадаю: твоя рубашка застегнута до самой шеи.
– Ну да. На всех ночных рубашках пуговицы застегиваются до самой шеи.
– Покажи.
Что ж, теперь он ее муж. Луиза сдвинула простыню на полдюйма вниз.
– Еще, – сказал он.
Она вздохнула и сдвинула простыню еще на целый дюйм. Больше уж некуда.
Граф взял простыню и отбросил ее в сторону.
– Ой! – Луиза села и прикрыла грудь руками.
Сомертон несколько мгновений взирал на нее с той же насмешливой улыбкой на губах, черные волосы взлохмачены, дыхание пахнет сигарами.
– Дорогая, я снимаю шляпу перед галантностью бедного Петера. Как он умудрялся тебя находить под всеми этими одежками?
Луиза спрыгнула с кровати и бросилась бежать.
Она с большим опозданием поняла, что бежать некуда, разве что на улицу, в синие тосканские сумерки. Вместо этого она подошла к окну, рывком отдернула занавеску и распахнула одну створку. Воздух за окном был еще теплый и тяжелый, но по сравнению с охватившим ее жаром он казался ледяным.
Сомертон медленно шел к ней. Луиза всем существом чувствовала приближение его большого тела. Она закрыла глаза.
– Маркем. – Его рука коснулась ее талии. – Луиза. Не надо убегать от меня.
– Не надо унижать меня! – возмутилась она.
Его тело было совсем рядом. Она чувствовала прикосновение к спине его расстегнутой рубашки.
– Извини, я не подумал.
Извини? Он действительно извинился? Ей не послышалось?
Она тихо сказала:
– Я не знаю, чего ты ждешь от женщины. Не знаю, чего ты хочешь от меня.
Его рука медленно обняла ее за талию.
– Моя дорогая Луиза. Все очень просто. Так получилось, что я уже некоторое время не имел возможности наслаждаться женским телом, поэтому мне необходимо твое поощрение. А вообще, строго говоря, нам даже не нужна кровать.
Пальцы Сомертона медленно скользнули вверх, дыхание шевелило волосы у нее на затылке. От него пахло вином и сигарами. Луиза затаила дыхание.
