Ради нее.
– Сомертон, – проговорила она.
Он мягко обхватил ее левой рукой, а правой уперся в стену у окна.
Он весь был покрыт потом, она тоже. Оба тяжело дышали. Луиза накрыла ладонью его руку, прижатую к стене.
И услышала низкий рык. Не в силах больше терпеть, Сомертон начал входить в нее. У Луизы перехватило дыхание. Она закричала, потрясенная восхитительным ощущением наполненности, его силой и умением.
– Не двигайся, – прохрипел он.
Его могучие бедра на мгновение замерли, сильные руки уверенно поддерживали ее.
Но вот его бедра двинулись назад, потом снова вперед.
– Еще, Луиза? – спросил он.
– О да, еще!
Сомертон издал животный рык и начал ритмично двигаться в ней, и Луиза ощутила, как поднимается ввысь. Ее тело стало невесомым, растворилось в водовороте ощущений. Все возраставшее напряжение стало невыносимым.
Сомертон двигался все быстрее и быстрее. Луиза утратила способность мыслить – теперь она могла только чувствовать. И вот мир вокруг нее взорвался разноцветным фейерверком. Ее тело сотряс оргазм, подобного которому она еще никогда не испытывала. Да что там говорить, она вообще ничего не испытывала в постели с мужем. Она забилась в сладких судорогах, услышала крик Сомертона и почувствовала, как сжались его руки, напряглось тело, и в нее излилась горячая струя его семени.
Затуманенные страстью мозги Сомертона понимали только одно: рядом с ним его жена, которая только что подарила ему рай на земле и приняла в себя его семя. От нее пахло согретыми на солнце кипарисами. Это Луиза, его жена.
Маркем стал его женой. Перед Богом и людьми.
Сомертон все еще упирался рукой, поддерживая тело Луизы, но совсем не ощущал ее веса. Он наклонил голову и ткнулся носом ей в шею. Разрядка была очень сильной, и он еще чувствовал покалывание и тяжесть в паху. Возможно, теперь так будет всегда.
Постепенно вокруг него стал проявляться окружающий мир. Последний луч заходящего солнца, исчезающий за холмами на западе. Звук тяжелого дыхания Луизы. Маленькая, скудно обставленная комната, еще несколько минут назад казавшаяся деревенским сараем, но теперь ставшая вполне подходящей.
Луиза пошевелилась, словно очнулась от сна.
– С возвращением, – тихо сказал Сомертон. – Я же говорил, что кровать вовсе даже не нужна.
Она слегка подалась вперед.
– Я очень тяжелая?
– Только не сейчас.
Слова уничтожили близость. Почему он не сумел найти другие? Они всегда легко приходили к нему во время дебатов в конгрессе, но сейчас куда-то попрятались.
Луиза снова пошевелилась. Его фаллос выскользнул из ее тела – все еще большой, блестящий от влаги. Она повернулась к мужу, опустила глаза и в панике ахнула, словно никогда не видела ни мужского фаллоса, ни изливающегося из него семени. Поднырнув под руку мужа, она подбежала к кровати, легла, подняла ноги и уперлась в стену.
– Какого черта ты делаешь? – изумленно пробормотал Сомертон.
– Мне кажется, оно вытекает, – пожаловалась она.
Сомертон отклеился от стены и подошел к кровати.
– Ты в своем уме? – осведомился он.
Луиза повернулась к нему. Она чуть не плакала.
– Ты не понимаешь! Если мы упустим этот шанс…
Сомертон несколько мгновений растерянно взирал на нее, ничего не понимая, а потом ощутил, как в груди поднимается смех. Он поспешно отвернулся, чтобы Луиза не увидела, как он улыбается – она слишком остро реагировала на насмешки, – и направился к буфету. Достав бутылку амаретто, он налил им обоим по щедрой порции.
Вернувшись со стаканами к кровати, он уже справился со смехом. Луиза так и лежала, подняв ноги. Повернув к нему встревоженное лицо, она жалобно сказала:
– Боюсь, нам придется сделать это еще раз.
Граф глубоко вздохнул и протянул ей стакан.
– Сядь, дорогая.
– Но я…
– Сядь и выпей.
Луиза неохотно опустила ноги и села. Она взяла стакан, сделала глоток и снова заговорила:
– Прости меня, пожалуйста. Я должна была проявить осторожность. Хотя именно ты предложил заняться этим стоя. Это была глупая идея…
Граф зажал ей ладонью рот:
– Прекрати. Я этого не вынесу.
У нее округлились глаза.
– Луиза, я чрезвычайно польщен… – Господи, как же сказать все это? – Да, я польщен, что ты так высоко ценишь… субстанцию, которая… вырабатывается в моем теле. Но уверяю тебя… – Еще один глубокий вдох. Только бы не расхохотаться. – Уверяю тебя, достаточное количество этой субстанции все еще осталось внутри тебя…
– Сомертон, я чувствую, как она вытекает!
Он прикусил губу. В конце концов, зачем спорить? Это, в конечном счете, в его интересах.
– Тогда мы просто повторим все от начала и до конца. Хорошо?
Луиза опустила голову и заглянула в стакан.
– Мне очень жаль. Я не хотела утомлять тебя. Ты успеешь восстановить силы к завтрашнему вечеру? Или нам лучше подождать до субботы?
Она не может говорить серьезно. Вероятно, она смеется в стакан с амаретто.
– Дорогая, ради блага народа Хольштайн-Швайнвальд-Хунхофа я готов на любые жертвы. Даже на повторение акта сегодня же.
Она подняла голову:
– Сегодня?
Граф торжественно кивнул:
– Именно так.
– Но это же невозможно! – Она растерянно замолчала. – Мужскому телу нужно время, чтобы выработать больше… этого… ну, тебе лучше меня известно правильное название.
– Ты имеешь в виду сперму? – Он глотнул амаретто. – На самом деле, насколько мне известно, достаточное количество ее еще остается в резерве после первого семяизвержения, на экстренный случай… вроде этого… – Граф украдкой покосился на Луизу, но она была абсолютно серьезна.
– Правда? – Ее лицо просветлело. – Понимаешь, просто Петер говорил… он прочитал в медицинском справочнике, что, если делать это чаще, чем раз в неделю, в крайнем случае два раза, можно лишиться жизненных сил, и…
Сомертон неожиданно испытал прилив жалости к бедному Петеру, которому явно не хватало откровенных бесед с близким родственником мужского пола.
Он взял стакан Луизы и поставил вместе со своим на полку у кровати.
– Луиза, дорогая, пусть наш брак был заключен с некоторой поспешностью и в какой-то степени по расчету, но уверяю тебя, я отношусь к обязанностям консорта со всей серьезностью.
Она смотрела на него во все глаза – обнаженная, покрасневшая, восхитительная, розовые соски отвердели. Под его взглядом она нервно облизнула губы – эта привычка сводила Сомертона с ума.
