— Когда вы отправляетесь в Нассау? — спросил Филлипс.
— Через две недели, — ответила Лорен. — Прежде я хочу побывать в Довере.
Он кивнул.
— Мы вам искренне признательны, мисс Брэдли.
Лорен кивнула и вышла.
Адриан смотрел на оловянную тарелку с холодными бобами, которую тюремщик называл едой. К бобам полагался кусок грубого хлеба, полного долгоносиков.
Он отпихнул тарелку. Редкая гадость. Он говорил себе, что было бы лучше к этому привыкнуть. Но он не мог. Его одежда, сшитая по фигуре, уже болталась на нем. Он подозревал, что скоро она станет еще просторнее.
Он переключил внимание на свою камеру. Он уже знал каждый камень, из которого были сложены эти стены, каждый дюйм темного от грязи пола, каждый грязный угол. В камере, имевшей шесть футов в ширину и восемь футов в длину, три стены были каменными, а четвертая представляла собой железную решетку. Единственным источником света был висевший в коридоре тусклый фонарь.
Ему приходилось прилагать усилия, чтобы остаться в здравом уме. Он с трудом выносил тесноту и темноту камеры. По ночам он просыпался в холодном поту. Ему снилось, что он опять был ребенком, который вызвал неудовольствие своего отца и был заперт в чулан. Он тогда не понимал и так никогда и не смог понять неприязни отца и частых суровых наказаний, от которых он искал спасения в зеленых полях и лесах поместья. Они были его прибежищем и все еще оставались им.
— Почему меня не любили? — спрашивал себя Адриан.
Сначала его отвергал отец. Потом брат. Потом Сильвия. А теперь Лорен. Она казалась совсем не похожей на них. Она смотрела на него так, как никто не смотрел: возникало ощущение духовной близости, какого он никогда прежде не знал, ощущение своей завершенности как личности.
Какой же он дурак!
Его отделили от команды. Они были вместе вчера в течение нескольких часов, когда присутствовали на призовом суде. В течение коротких слушаний, на которых были конфискованы корабль и груз, его держали в кандалах. Спорить было бесполезно. Корабль явно вез контрабанду на вражеский берег. И корабль, и груз были переданы правительству Соединенных Штатов.
Команду было приказано освободить, а его судьба была решена несколькими днями раньше военно-морским командованием. Несмотря на протесты Великобритании, правительство объявило Адриана участником военных действий. Ему сказали, что его направят в Вашингтон, в тюрьму «Олд Капитол», где его будут держать до конца войны.
Как долго? Он встал с неудобной железной койки и подошел к решетчатой стене своей камеры. Он был здесь всего две с половиной недели и уже чуть не сошел с ума. Что сделают с ним месяцы и годы заключения?
А Риджли? Теперь он мог забыть о выполнении своей клятвы. Рейсы сквозь блокаду были для него единственным способом накопления денег для выкупа поместья. А пока он будет в тюрьме, Риджли будет становиться все менее и менее достижимым. Ему следовало знать, что Сократ не принесет ему ничего, кроме хлопот. Однако он не жалел о том, что помешал лейтенанту убить обезьяну. Доведись ему снова попасть в такую ситуацию, он поступил бы точно так же.
Мысль о Сократе неизменно вела к мысли о Лорен, о том, какой он видел ее на борту «Аллежени». Он услышал вопли Сократа, взглянул и увидел, что она смотрит на него. Лицо ее было невыразимо печальным, и она крепко прижимала к себе Сократа. До этого момента он был в тихой ярости. В течение долгих часов, проведенных в каюте, чем больше он думал о неожиданной поломке двигателя, тем более очевидным становилось для него, что Лорен приложила к этому руку. Уж очень все сходилось. Команда содержала механизмы в безупречной чистоте. До самого критического момента никаких проблем не возникало. Лорен была в машинном отделении непосредственно перед поломкой. Ее молчание, ее отстраненность, ее нежелание говорить о себе, все это было лишь подтверждением ее вины. Он был так глуп, что ничего не заподозрил. Он вновь и вновь проклинал ее. А потом он ее увидел, и ее несчастье было столь явным, что вся его ярость улетучилась.
Он все еще не понимал, почему он ей подмигнул. Ради нее или ради себя? Воспитанная в нем гордость не позволяла ему признать поражение перед нею. Как невыносимо было смотреть в ее лицо!
Хорошо хоть ему разрешили побриться и переодеться в чистую одежду до того, как пришлось промаршировать у нее на глазах. Но кандалы унижали его. Черт побери, до чего же ему было неприятно, что она видит его в таком виде, как преступника, которого ведут, как животное.
Увидит ли он ее когда-нибудь? Сейчас он сомневался в этом. Втайне он надеялся, что она посетит его в тюрьме или придет на призовой суд. Письмо или записка могли бы немного скрасить его существование.
Он вновь и вновь вспоминал их разговоры и пытался отыскать в них ключ. И все сходилось на ее кратких упоминаниях об отце и брате. Она сказала, что потеряла их на войне, и в глазах ее стояли непролитые слезы.
Так ли это? Сражались ли они на другой стороне? Теперь он вспоминал, что она никогда не упоминала, в какой армии служил ее брат. И Адриан предполагал…
Это было единственное разумное объяснение. Он мог бы поклясться, что она сделала это не ради денег.
Он опять сел на койку, устав натыкаться на стены, устав отмерять шесть шагов в одну сторону и шесть в другую. Ему сказали, что через два дня его повезут в Вашингтон. Может быть, он придумает, как убежать. Однако он сомневался в этом. Его держали в строгой изоляции как особо важного заключенного.
Особо важный заключенный?
Особо важный дурак!
Лорен часами репетировала эту сцену. Она садилась рядом с Сократом и вновь и вновь повторяла одно и то же.
— Прикинься мертвым, — приказывала она.
И обычно он соглашался это сделать. А иногда нет.
Об этом трюке рассказал ей Адриан. Он говорил, что обезьяна обычно остается неподвижной, пока до нее не дотронутся рукой, а потом она слегка шевельнется. Но что станет делать Сократ, если почувствует рядом Адриана?
На этот раз Сократу придется послушаться. Он просто обязан это сделать.
Точно так же, как Лорен обдумывала, что нужно сделать для того, чтобы северяне смогли захватить корабль Адриана, и теперь она обдумывала организацию его освобождения. Она села на поезд, идущий в Балтимор, взяв только дорожную сумку. Чемодан и большую часть своей новой одежды она оставила в Вашингтоне. Много вещей ей не понадобится.
Она не исключала возможности того, что и сама она через несколько недель может оказаться в тюрьме.
От Филлипса Лорен узнала о том, что Адриана переведут в Вашингтон. Она слышала о том, что из этой печально известной тюрьмы не убежать. Она даже прогулялась неподалеку от этой тюрьмы, и ей очень скоро велели убираться прочь. Зевакам разрешалось смотреть на эту тюрьму, стоя не ближе, чем через улицу от нее. А любым посетителям приходилось пройти несколько инстанций, чтобы получить разрешение. Она подозревала, что одной из таких инстанций является Филлипс.
