своя. Миронегу то трудно было понять, родной матушки он не ведал. Хотелось думать, что она все ж вытолкнула его из горящей избы или кинула через частокол, спасая от ворогов, а не просто оставила в сырую пору на большой дороге, в надежде (или без нее), что кто-то подберет ее чадо.
Пробираясь по извилистой дороге Миронег решил отвлечь притихшего сына разговорами:
— Доберемся до Дона, сядем на кораблик и поплывем вниз к полудню, — разъяснял он Якимке. — А там сойдем в Онузе, град такой торговый есть. Слыхал?
Яким отрицательно покачал головой, оно и не мудрено, мальчонка кроме Суздаля да стольного Владимира ни про какие грады и не слыхивал, даже про Рязань и про Великий Новгород.
— Не такой ладный, как в этих краях грады рубят, а все ж неплох. Торг есть с диковинами заморскими. Даже велбула можно повидать, — при этом Миронегу вспомнились горящие восторгом очи жены и сердце надсадно защемило.
— А велбула, это кто такая? — отвлек Якимка.
— Это такое большое чудище, лохматое и доброе. Одна птаха говорила, что на меня похож, — грустно улыбнулся Миронег.
— Я бы тоже посмотрел, — вздохнул Яким.
— А в Онузе у меня котел остался, хороший такой, чистая медь. Коли Настасья не прибрала, так заберем, кашу станем варить. И топор плотницкий у нее же лежит. Без топорика в лесу трудно. Не забоишься со мной в лесу жить?
— Нет, — показывая храбрость, сразу отозвался сынок, — но все ж, проявляя разумную осмотрительность, добавил: — Тять, а волки нас не съедят или зверье то, что Лютого разорвало?
— За то не тревожься. Людей надобно бояться, а со зверьем завсегда сговориться можно. Так вот. Меч в Онузе продам...
— Меч? Да как же ты, тятя, без меча? — всплеснул тонкими ручонками Якимка. — С мечом-то ты сильнее.
— То пусть ратные им машут да красуются, — отмахнулся Миронег. — Мне, ежели чего, и топора хватит. А мы купим козу дойную с козлятами, я там видел тонкорунную, в Червленом яру такие и не водятся. Опять же лодку возьмем. Без лодки в нашем краю худо. Припасов закупим, сядем на лодочку да поплывем по Дону домой.
— А Каравай? Он в лодку влезет? — забеспокоился Яким.
— А Каравая мы в хорошие руки пристроим. Подарим деду Миляте, ему прибыток, князь небось не больно-то щедро расплатился. Пусть порадуется дед, его конь уж совсем дряхлый, а наш хоть и смирный, да еще ничего.
— Жалко Каравайчика, — вздохнул Яким, нежно погладив гриву.
— Ему в граде привычней будет, а мы его навещать станем. Ну, а потом доберемся до Яра. Я тебя в вервь сведу, там дружков себе приглядишь. А у моего дружка Радяты дочки смышленые, девки бойкие. Подрастешь, оженим тебя.
— Вот еще, я того не хочу, — фыркнул Якимка.
— Нет, брат, семья у человека должна быть. То ты зря так.
Якимка затих, видно вспоминая что-то недоброе. Миронег его не расспрашивал, ни к чему, то все осталось позади. Новь же рисовалась светлой, гладкой… для Якима, не для Миронега, для него свет дня навсегда потускнел, очи закоптило утратой и уже не продрать.
Так они и шли, в неспешных разговорах. Миронег старался править коня либо сквозь людные места, где встречные путники были не редкостью, либо выбирал совсем уж дикие и неприметные тропки. А все от того, что опасался попасть на засаду лесных татей. В людном месте побоятся напасть, а в укромном засаду какой смысл делать, коли там людей не бывает. Вот и хитрил Миронег, петляя и удлиняя путь. И ночевку выбирал или совсем уж в глухой чаще или наоборот в селении, среди таких же перехожих гостей. Хоть и затянулись полученные в бою раны, а одному против ватаги лихих людей не выстоять. Хорошо, коли просто ограбят, а ну, ежели сынка отберут, чтоб в холопы продать. Нет, такой судьбы для малого Миронег не хотел, сам волю любил и сыну то прочил.
Одна из ночевок выдалась в Пронске. Миронег оставил Якима на постоялом дворе при приветливой хозяйке и направился к детинцу. Когда-то молодой князь Юрий был добр к нему и Марфе, должен же он рассказать Миронегу, что произошло, почему умерла полная сил княжна. Но и здесь бортника ждало разочарование — Юрий спешно увел пронское войско к Рязани. Говорят, Глеб собрал большие половецкие орды и снова идет бороться за рязанский стол. То была уж не война Миронега, догонять Юрия он не собирался.
Опечаленный он вернулся к постоялому двору. Радовало лишь то, что выбранный путь домой по Дону оказался верным, а то как раз бы натолкнулись на войско поганых на половецкой тропе, что издавна пролегала по кромке Червленого яра.
Летняя дорога утомляла. Поэтому, когда в отдалении показалась костровая башня Донского Дубка, Миронег лишь утвердился в решении, что будет искать струг, плывущий вниз. Корабелы за серебро легко согласились приютить и отца с сыном, и их смирного коня. Миронег отдал последнюю гривну. Больше расплачиваться было нечем.
— Сходни кинули, — взволнованно дернул отца за рукав Яким.
— Так пошли, вишь, нам с тобой машут, — повел к стругу Каравая Миронег.
Струг, важно перекатываясь, отчалил от пристани. Якимка, возбужденно сверкая очами, припал к борту, разглядывая убегающие назад деревья и мощные валы темной воды, расходящиеся от корабля. Миронег привычно сел на весла, но греб с оглядкой, чтобы не растревожить раненый бок. Дон уносил судно все дальше и дальше к югу.
— Вот и добрались, — указал Миронег на костровую башню и выплывший за ней заборол Онузской крепостицы.
Якимка поднялся на цыпочки, чтобы лучше разглядеть постепенно открывавшийся взору град.
— Высоко забрался, — оценил он крутые берега.
— К степи ближе, опасаются крепче, — изрек Миронег.
— У нас-то не так было, помельче.
Струг завернул ближе к десному краю, намереваясь причалить. Пробравшись средь мерно колыхавшихся на мелких волнах корабликов дубокское судно втерлось вплотную к причалу, корабелы скинули сходни. Миронег вывел за руку робевшего на шаткой доске Якимку и вернулся за конем. Каравай, почувствовав конец мучениям, охотно дал себя свести к твердой земле.
