Когда дверь открылась, и нагруженный, словно вьючная лошадь, Гордон свалил сумки и корзины посреди комнаты, она уже взбила перину и принялась за подушки. Он тут же подошел, чтобы помочь ей.
Роберта принялась взбивать вторую подушку, а Гордон начал расстилать меховое покрывало поверх одеяла. Стоя по обе стороны кровати, они то ласкали друг друга взглядами, то, смущаясь, отводили их.
— Я разожгу огонь, — хриплым голосом сказал Гордон, прерывая это безмолвное очарование, когда взгляд его серых глаз словно обволакивал ее. — Бидди положила нам горшок с тушеным мясом. Ты сможешь разогреть его, пока я накормлю лошадей и устрою их на ночь?
— Принеси пару ведер воды, — вместо ответа приказала она.
Гордон шутливо поклонился:
— Миледи, ваше желание для меня закон.
Прежде чем уйти, он разжег огонь в очаге, а потом вернулся к груде припасов на полу. Вытащив из корзины закрытый горшок с мясом, он снова направился к очагу, но Роберта остановила его.
— Горди?
— Что? — обернулся он.
Она подошла и взяла горшок у него из рук.
— Я сама это сделаю. А ты позаботься о лошадях.
На лице у него появилось легкое сомнение.
— А ты справишься?
— Я же не калека, — сказала она.
Гордон улыбнулся:
— В таком случае, кухня в твоем распоряжении, ангел.
Роберта повесила горшок над огнем и принялась помешивать мясо, чтобы оно получше прогрелось. Потом подошла к полкам с посудой и, взяв оттуда две миски, хорошенько протерла их, прежде чем поставить на стол. В корзине с продуктами она нашла каравай ржаного хлеба, который Бидди всегда подавала к тушеному мясу. Порезала и положила его на стол между двумя мисками.
Вспомнив о мясе, она бегом вернулась к очагу и снова помешала его. Ей не хотелось, чтобы первая еда, которую она готовила для своего мужа, подгорела и пристала к днищу горшка. Когда Гордон вернулся, она уже развешивала их одежду на деревянные вешалки по обеим сторонам двери.
— Как вкусно пахнет! — сказал Гордон, входя с двумя большими ведрами воды в руках. Он поставил их рядом с очагом и помог ей распаковать остальные вещи.
Решив, что кушанье достаточно разогрелось, Роберта наполнила их миски и объявила:
— Милорд, ваша любимая кэмпбеловская похлебка.
К ее удивлению. Гордон потянулся через стол и накрыл ее руку своей.
— Я еще не говорил тебе сегодня, как ты замечательно выглядишь? — спросил он.
Роберта улыбнулась и покраснела, услышав этот комплимент, но тут под столом раздалось жалобное поскуливание, разрушившее очарование момента. Они посмотрели вниз и увидели Смучеса, сидящего рядом с ними и нетерпеливо ожидавшего своей доли.
— Сиди, — сказал Гордон, когда Роберта сделала движение, чтобы подняться. Он наполнил мясом еще одну миску и поставил ее рядом с ножкой стола для Смучеса.
— Поскольку мы здесь для того, чтобы познакомиться поближе, без посторонних глаз, — сказал Гордон, — то давай поговорим о нас. Скажи мне, например, что ты подумала обо мне в тот первый день, когда увидела меня в замке своего отца?
— Зачем тебе это знать?
Гордон пожал плечами.
— Так, из любопытства.
— Насколько я помню, я подумала, что ты красивый, любезный и смелый, — призналась Роберта. — И еще слишком взрослый. Почти что пожилой.
Гордон разразился неудержимым смехом.
— А я подумал, что ты самый милый ангелочек, которого я когда-либо видел.
Роберта покраснела и опустила глаза в тарелку.
— Все остальные прибудут в долину завтра, — меняя тему разговора, сказал Гордон. — Мальчишкой я очень любил присутствовать на празднике костров. Подожди-ка минутку, я сейчас вернусь.
Гордон вышел из домика, а Роберта осталась, недоумевая, куда он мог пойти. Минут через десять она услышала, как он снаружи зовет ее. В сопровождении Смучеса она вышла за порог.
Улыбаясь, Гордон протягивал ей небольшой букет. Он состоял из бледно-розового лугового сердечника, пурпурного венерина башмачка и бледных анемонов — все, что можно было найти в горах весной.
— Ты согласна на звездную ночь вместо солнечного дня, о котором просила?
Роберта взглянула на небо. На черном бархатном пологе его прямо над головой висел молодой месяц в окружении сверкающих звезд.
— Да, милорд, — ответила она, принимая букет диких полевых цветов.
Подойдя ближе, Гордон прижал ее к себе. Они молча стояли, глядя, как Смучес носится вокруг, возбужденно обнюхивая все подряд.
— Я постою здесь со щенком, пока ты будешь готовиться ко сну, — сказал Гордон, целуя ее в макушку.
Вернувшись в дом, Роберта умылась и прополоскала зубы, а потом надела ночную рубашку. Придвинув стул к очагу, она расплела косы и расчесала волосы.
Вскоре вошел Гордон. Подойдя, он поцеловал ее в щеку и сказал:
— Пора спать, ангел.
Пока он тушил огонь в очаге, Роберта забралась в постель и ждала, затаенно дыша в темноте. Неужели пришел момент, когда он сделает ее своей? И как ей поступить, если Гордон… Она слышала, как он ходит по комнате, как, позвякивая пряжкой, раздевается. Кровать тяжело заскрипела под ним, когда он лег рядом.
— Спокойной ночи, ангел, — прошептал он и тут же крепко уснул.
Роберта лежала рядом с ним в удивлении. Зачем он затеял всю эту канитель с поездкой в горы, если не для того, чтобы заняться с ней любовью? Очень странно и непонятно он себя вел. Но долгое путешествие и все события этого дня так утомили ее, что глаза неудержимо начали слипаться, и скоро она так же крепко спала, как и ее муж.
— Уже утро. Просыпайся, ангел.
Услышав эти слова, Роберта еще продолжала некоторое время лежать с закрытыми глазами в надежде, что если она притворится спящей, то Гордон даст ей еще подремать. Однако ласковый хрипловатый голос мужа разбудил ее, и поневоле она слегка улыбнулась.
— Посмотри, что я тебе принес, — уговаривал Гордон, усевшись на край постели.
Роберта открыла глаза и заморгала от слепящего солнечного света, вливавшегося в окна и в открытую дверь домика. Она прикрыла глаза рукой и посмотрела на мужа.
Улыбаясь, Гордон протягивал ей свежий букет цветов.
В другой руке он держал миску с чем-то горячим и восхитительно пахнущим.
— Прими от меня солнечный свет, цветы и улыбку, — сказал он. — А на завтрак ты получишь еще и овсяную кашу с корицей.
Роберта приподнялась и села, прислонившись к спинке кровати. Зевнув, она отбросила с лица несколько непокорных прядей черных как смоль волос, не сознавая, как восхитительно выглядит с этой небрежной, слегка взлохмаченной прической — словно только что встала с ложа любви.
Взяв из рук Гордона миску и ложку, она попробовала сваренную им кашу.
