что служит искушением Арчеру, искушением отринуть принцип, который они оба утвердили. Ее выбором будет оставаться рядом до тех пор, пока он не попросит ее приблизиться, и от него зависит, будет ли она рядом, там, где она есть, в безопасности, но в отдалении.
В поезде он все еще вертел в голове эти мысли, погружался в них, они овевали его, окутывали коконом золотистой дымки, сквозь которую лица вокруг казались далекими, расплывались. В этом состоянии рассеянности он пребывал и на следующее утро, проснувшись в удушливой реальности жаркого сентябрьского дня в Нью-Йорке. Изнуренные жарой лица мелькали, струясь потоком мимо, а он видел их сквозь все ту же золотистую дымку, как вдруг уже у выхода с вокзала одно лицо отделилось, выплыло, приблизилось, вторглось в его сознание. Оно было, как он мгновенно вспомнил, лицом молодого человека, которого он видел накануне выходящим из Паркер-Хауса и отметил как не соответствующего обычному американскому типу постояльцев отелей.
То же самое бросилось ему в глаза и сейчас, всколыхнув те же смутные воспоминания. Молодой человек стоял, растерянно озираясь – иностранец, ошеломленный суровыми условиями американского путешествия с его скудными милостями. Затем он приблизился к Арчеру, приподнял шляпу и сказал по-английски:
– Простите, мсье, мы не встречались с вами в Лондоне?
– Ах, конечно же, в Лондоне! – Арчер тепло и с любопытством сжал его руку. – Так вы все-таки приехали! – воскликнул он, вопросительно глядя в утомленное чуткое личико французского учителя Карфри.
– О да, приехал, да, – мсье Ривьер криво улыбнулся, – но ненадолго. Послезавтра еду обратно. – Он стоял, сжимая рукой в безукоризненной перчатке свой легкий чемоданчик и озабоченно, смущенно, почти моляще заглядывая в лицо Арчера.
– Скажите, мсье, если уж мне посчастливилось вас встретить, не мог бы я…
– Я как раз собирался вам это предложить: пригласить вас на ланч. В центре, я думаю, если вы не против зайти за мной в мою контору. Я отведу вас в очень приличный ресторан по соседству.
Мсье Ривьер был явно удивлен и растроган:
– О, вы так любезны! Но я хотел лишь попросить вашей помощи найти мне какое-нибудь средство передвижения. Здесь нет носильщиков и никто, похоже, не выслушивает…
– Знаю. Наши американские вокзалы должны вам казаться удивительными. Спрашиваешь носильщика, а тебе дают жевательную резинку. Но идемте, я вызволю вас отсюда, и съесть ланч со мной вам все-таки придется.
Молодой человек после едва заметного колебания рассыпался в благодарностях и тоном не слишком уверенным сказал, что на ланч его уже пригласили, однако когда они уже выбрались из вокзального лабиринта на улицу, он спросил, не мог бы он зайти к нему в контору попозже к вечеру.
Арчер, которому летний ленивый распорядок дня позволял свободно распоряжаться рабочим временем, назначил ему час и написал свой адрес, который француз сунул в карман с множественными благодарностями, сопровождаемыми широкими взмахами шляпой. Извозчичий экипаж принял его, и Арчер ушел.
Ровно в назначенный час мсье Ривьер явился побритый, отдохнувший, но серьезный и по-прежнему явно напряженный.
Арчер был в конторе один, и молодой человек, не успев сесть на предложенное место, без предисловия начал:
– По-моему, сэр, я видел вас вчера в Бостоне.
Сама по себе эта фраза была малозначащей, и Арчер уже готов был подтвердить сказанное, но его остановил пристальный взгляд гостя, загадочный и в то же время многое разъясняющий.
– Удивительно, поистине удивительно, – продолжал мсье Ривьер, что мы встретились в ситуации, в которой я очутился.
– В какой ситуации? – спросил Арчер. Ему пришла в голову грубая мысль, не денег ли он попросит.
Мсье Ривьер продолжал глядеть на него испытующим, внимательным взглядом.
– Я не места себе искать приехал, как я вам говорил на нашей первой встрече, я приехал со специальной миссией.
– А-а! – воскликнул Арчер. Как вспышка, в уме его мгновенно соединились две встречи.
Он молчал, пытаясь свыкнуться с внезапно высветившимся для него обстоятельством.
Мсье Ривьер тоже молчал, словно понимая, что сказанного им достаточно.
– Со специальной миссией… – повторил Арчер.
Молодой француз развел руками, чуть приподняв их; двое мужчин смотрели друг на друга через стол в конторе, пока Арчер, опомнившись, смог сказать: «Так сядьте же!», на что мсье Ривьер, поклонившись, занял стул в отдалении и вновь погрузился в ожидание.
– Это по поводу вашей миссии вы хотели проконсультироваться со мной? – наконец спросил Арчер.
Мсье Ривьер наклонил голову:
– Это нужно не мне. Я… я в порядке. Я хотел бы… если это возможно… поговорить с вами о графине Оленска.
Уже несколько минут, как Арчер знал, что слова эти будут сказаны, но, когда это произошло, кровь бросилась ему в голову, лицо залила краска так, будто в лесной чаще он напоролся на низко свесившуюся ветку.
– И кому же это нужно? – спросил он. – Ради кого вы хотите это сделать?
Вопрос этот мсье Ривьер встретил стоически:
– Ну… я сказал бы, ради нее, если б это не звучало столь дерзко. Наверно, можно сказать так: ради справедливости как таковой.
Арчер бросил на него насмешливый взгляд:
– Иными словами, вы посланы ко мне графом Оленски?
Он увидел, что краска на его лице отразилась в более смуглом румянце на лице мсье Ривьера:
– Не к вам, мсье! Если я обратился к вам, то по совсем иной причине.
– Какое право вы имеете в данной ситуации иметь какие-то иные причины! – возразил Арчер. – Если вы посланы с миссией, значит, вы посланы с миссией.
Молодой человек подумал над ответом.
– Миссия моя окончена. Что касается мадам Оленска, миссия провалена.
– Ничем не могу помочь, – парировал Арчер по-прежнему насмешливо.
– Нет, помочь вы можете… – Мсье Ривьер помолчал, руками все еще в перчатках повертел шляпу, порассматривал подкладку и снова поднял взгляд к лицу Арчера. – Вы можете помочь, мсье, я убежден, помочь, чтоб так же провалилось то дело и в ее семье.
Арчер отодвинулся от стола, встал.
– Но… какого черта стану я это делать! – воскликнул он. Он стоял, держа руки в карманах, гневно глядя на маленького француза, чье лицо, хотя встал и он, все равно находилось на дюйм или два ниже уровня глаз Арчера.
Мсье Ривьер теперь был бледен, бледнее даже больше обычного, бледен, как только может быть бледен смуглый человек.
– Но с какой стати вы решили, – негодующе продолжал Арчер, – обращаясь ко мне, как я полагаю, учитывая мое родство с мадам Оленска, что я стану придерживаться мнения, противоположного мнению семьи?
Какое-то время единственным ему ответом было изменившееся лицо мсье Ривьера. Теперь оно выражало не робость, а совершенное огорчение: решительному и сообразительному молодому человеку, каким обычно казался Ривьер, трудно было бы предстать более обезоруженным и беззащитным.
– О, мсье…
– И я не могу понять, – продолжил Арчер, – почему вам понадобилось обратиться ко мне, когда есть люди, гораздо более близкие графине, и уж совсем непонятно, почему вы решили, что доводы, с которыми, полагаю, вы присланы, мне покажутся
