– Но, господин, – запротестовал задиристый шотландец, – они же Маккерики!
– Выйди, – сказал он, а потом посмотрел на остальных. – И вы все тоже. Я не боюсь этого щенка и его родни. – Когда руки, держащие Коналла, так и не отпустили его, старик пророкотал: – Слушайте меня!
Шотландец рывком выпустил его. Затем поклонился Ивлин, и Коналл ощутил тошнотворный приступ ярости, когда услышал его почтительное «госпожа».
Позади него завозился Дункан.
– Лучше бы тебе скорей отпустить меня, если хочешь себе добра, вонючая поросячья задница! – крикнул он.
Через мгновение в зале воцарилась гнетущая тишина. Старик заглянул через плечо Коналла.
– Лана Маккерик, – произнес он.
– Ангус, – ответила женщина. – Вот уж не думала, что увижу тебя опять. Прости за вторжение. – Она встала рядом с Коналлом и внимательно посмотрела на сидящую женщину. – Это она? Это… Ив?
Ивлин подняла голову и посмотрела на Лану.
– Да, я Ивлин.
– Что привело вас сюда, Маккерики? – спросил Ангус. – Я думаю, вам не надо объяснять, что вы тут нежеланные гости. Отвечайте и убирайтесь, а то я прикажу связать вас и кинуть на дно озера.
И тут вперед вышел Коналл.
– Как я уже сказал, я пришел за женой, – объяснил он. – А еще чтобы попросить у тебя прощения, Ангус Бьюкенен. Я прошу тебя снять с нас проклятие, которое наложила на наш клан твоя сестра.
Ангус фыркнул и произнес:
– Если верить Ив, она больше тебе не жена. Ведь ты отказался от нее. Теперь она стала частью клана Бьюкененов и находится под нашей защитой. – Старик смотрел на Коналла с явным презрением. – В конце концов, разве не этого ты хотел, Маккерик? Чтобы Ив была Бьюкенен? Теперь твое желание исполнилось. Я не прощаю тебя. Уходи.
Коналл стиснул зубы. Он увидел, что Ив покраснела и отвернулась.
– Да, в самом начале я действительно хотел этого, но теперь это не имеет для меня никакого значения.
Ив вскочила, отчего Бонни испуганно спряталась за ее кресло.
– Тогда почему ты оставил меня? – крикнула она. – Ты отрекся от нас, – она положила руки на выпирающий живот, – отрекся от невинного младенца, который не заслуживает такой участи! Ты оставил нас умирать в лесу, потому что мы больше тебе не нужны.
– Нет-нет, Ив, – возразил Коналл и шагнул к ней. – Я знаю, ты так подумала, но клянусь тебе, я оставил тебя совсем по другой причине.
– Ты лжешь! – топнув ногой, воскликнула Ив. – Ты обманом овладел мной, сделал мне ребенка, а когда обнаружил, что это не спасет тебя от проклятия, ты бросил нас, как мусор.
– О каком проклятии идет речь? – спросил Ангус. – Ты просишь у меня пощады, Маккерик, но я ничего не знаю ни о каком проклятии, хотя твой отец и заслужил его.
Лана умоляющим жестом протянула вперед руку:
– Ангус, Ив, на самом деле проклятие существует. Пожалуйста, выслушайте меня.
Ив холодно посмотрела на нее.
– Вы ничего не знаете об этом, и что бы вы ни говорили, лично для меня не будет иметь никакого значения. – Она глянула на Коналла, потом на Дункана, а затем опять пронзила Лану холодным взглядом. – Ангус Бьюкенен сказал мне, что вы родили только одного сына и что Минерва присутствовала при этом. Так кто же из них ваш сын? Вы можете сказать нам правду? Или жить во лжи – семейная черта всех Маккериков?
Лана побелела. Если бы любой другой человек обратился так к женщине, которую он считал своей матерью, Коналл бы впал в ярость.
Но это была Ив. И вопрос, который она задала, тоже мучил его. Он тоже хотел получить на него ответ, поэтому позволил презрительным словам Ив повиснуть в зале, подобно грязному белью.
Дункан выступил вперед.
– Да, мама, – произнес он. – Ты поклялась, что расскажешь нам правду, но, похоже, Бьюкенен знает о нашей жизни больше, чем следует. – Дункан посмотрел на старика. – Ты хочешь услышать объяснение, Ангус Бьюкенен?
Старый шотландец опять сел.
– На самом деле я требую его. Ив, садись, пожалуйста. – Он указал на кресло позади нее. – Ведь ты совсем не отдохнула.
Коналл хотел броситься к ней. Встать на колени и целовать ее руки. Или просто сидеть рядом и упиваться близостью. Но она взглядом запретила ему это сделать, поэтому Коналлу ничего не оставалось, кроме как встать рядом с Дунканом, оставив Лану стоять в одиночестве посередине зала.
– Проклятие действительно было – и оно существует до сих пор, – начала она свой рассказ. – Его наложила Минерва Бьюкенен. Но случилось это не в тот день, когда умер Ронан и твоя жена. – Лана сочувственно посмотрела в сторону Ангуса. – И она прокляла наш клан не из-за Дэра, – она сглотнула, – а из-за меня. Проклятие предназначалось мне.
– Мама! – воскликнул Дункан! – Какого черта?..
Лана жестом заставила его замолчать и продолжила:
– Минерва и Ронан жили в хижине почти целый год – с той самой поры, как Ронан поссорился с Дэром. – Она опять глянула на Ангуса. – Я думаю, что ты с сестрой тоже поссорился?
Ангус с сожалением кивнул.
– Я потребовал, чтобы она прекратила себя так вести. Она уже была взрослой женщиной, но так и не вышла замуж, отвергая каждого, кто хотел назвать ее своей женой. Старая дева, целительница, наделенная мудростью, к услугам которой прибегал весь наш клан. И вела себя как сумасшедшая, причем с братом мужчины, которого она с таким презрением отвергла.
Лана на мгновение поджала губы, а потом заметила:
– Да, Минерве уже было за тридцать, когда я познакомилась с ней. И правда слишком поздно, чтобы предаваться девичьим мечтам о свадьбе.
Она перевела дух и продолжила:
– В ту ночь, когда Ронан должен был встретиться с тобой, Ангус, он привел Минерву ко мне, причем против ее воли. Он знал, что Дэра не было и что его брат в последнюю очередь будет искать Минерву в своем собственном доме. Ронан понимал, что Дэр каким-то образом попытается его остановить. Поэтому Ронан привел Минерву ко мне, чтобы я защитила его женщину и его новорожденного сына.
– Боже правый! – прошептал Ангус и прижал руку к груди.
Дункан сел на пол у ног Коналла, который так и остался стоять, несмотря на волнение, сжимавшее его сердце. Он услышит горькую правду о себе в присутствии любимой женщины и поведет себя как мужчина, собрав в кулак свою гордость. Это все, на что он сейчас способен.
Лана заломила руки и посмотрела на двух мужчин, которых она называла своими сыновьями.
– Ему было всего две недели от роду. Он был очень маленький и слабенький. Минерве и Ронану тяжело жилось в хижине. Младенец не брал грудь, и потому молока у Минервы с каждым днем становилось все меньше и меньше. Но она старалась изо всех сил. И хотя ребенок был очень болезненным, она о нем заботилась и очень любила. В ту ночь у меня начались схватки. Это случилось сразу после того, как стало известно о предстоящем сражении. Минерва очень боялась за Ронана, но она не ушла и осталась со мной, пока я не родила сына. – Слезы катились по ее немолодому, морщинистому лицу, которое Коналл любил всю свою жизнь.
