— Позвольте поговорить с вами, мистер?
— Что этот человек делает здесь? — шепотом спросила Симона у Тони.
— Разве ты не знаешь?
— Что?
— Месье Бруно уволил Пикенза. Он теперь наемный охотник за беглыми рабами.
Симона почувствовала сильную тревогу. Джеф обратился к Тони:
— Поезжай с матерью. Я подожду Роба.
— Постарайтесь не опаздывать, — сказала Мелодия. На завтрак в честь крещения новорожденного были приглашены близкие друзья.
Женщины прошли к экипажу.
— Так вы потеряли еще одного раба? — спросила Симона. Иначе как она могла объяснить разговор Роба с этим ужасным человеком?
— Нет, — ответила Тони. — Но, может быть, он найдет Ноэля.
Если они поймают Ноэля, если Ноэль не перешел канадскую границу, если они привезут его обратно… Симона задрожала. Заговорит ли он?
Элинор пронзительно закричала, привлекая внимание Симоны.
— Тетя Симона! Отгадайте, что мне подарили на День рождения. Тетя Симона! У меня теперь будет собственная детка-лошадка!
— Она не детка, — презрительно сказал Джеффи. — Это пони. А я буду учиться ездить верхом на настоящей лошади. Папа так сказал.
— Бутс тоже настоящая лошадь! Правда, маман? — Они громко спорили, пока Тони не пригрозила отвезти их домой.
— Ты не помирилась с Аристом? — спросила она Симону, угомонив детей.
Мелодия проницательно взглянула на младшую дочь.
— Ты отказала месье Аристу, Симона? — спросила она. — Вероятно, поэтому он перестал показываться на балах? Раньше он ни одного не пропускал.
Симона не могла понять особого отношения матери к Аристу. Может, та поняла, что он первый серьезно привлек внимание ее незамужней дочери?! Симона с упреком посмотрела на Тони, но сестра лишь пожала плечами.
— Вероятно, его нет в городе, маман. Вы ведь знаете, что он часто уезжает по делам, — ответила Симона.
В Беллемонте уже съезжались гости. Отовсюду раздавался гул голосов, слуги сновали по комнатам, разнося шампанское. Вскоре комнаты наполнились дразнящими запахами жареной дичи и даров моря под пряными соусами.
Джеф провел юную гордую мать Жана-Луи Наполеона к длинному столу и усадил справа от себя. За стулом Орелии улыбающаяся темнокожая женщина, выбранная в няни новорожденному, держала Жана-Луи в его длинной изысканно вышитой рубашке.
Когда Мелодия села на свое место с Алексом по правую руку, расселись семья и гости. Джеф взял хрустальный бокал с рубиново-красным вином и произнес тост:
— За будущего наследника Беллемонта! За его здоровье!
Все подняли бокалы, и мужчины закричали:
— За будущего наследника.
Орелия покраснела от удовольствия. Она сделала знак няне, и та обошла стол, давая возможность каждому гостю увидеть дымчатые синие глазки и очаровательные крошечные ручки и разглядеть изящную вышивку сорочки, а затем унесла мальчика в детскую. Слуги начали подавать мясо.
Симона сидела в центре длинного стола как раз напротив Тони и ее мужа. После линчевания ей было невыносимо находиться в обществе деверя, от одного его вида она чувствовала тошноту.
А сегодня еще добавилась тревога от встречи Роба с Пикензом. Как ей хотелось знать, о чем они говорили!
Один из слуг, прислуживающих за обедом, наклонился к Симоне и прошептал, что Ханна хочет ей что-то передать. Понимая, что Роб может услышать, она тихо сказала:
— Пусть передаст, что я приду сразу после обеда.
Роб ухмыльнулся.
— Моя золовка получила послание от своих лошадей, — громко объявил он. — Арабские лошадки заскучали, а, Симона?
Симона, сделав над собой усилие, спокойно ответила:
— Там проблемы. Пока не знаю, что случилось. Надеюсь, что ничего страшного.
— Похоже, что конюшни для Симоны крестин племянника, — продолжал забавляться Роб.
— Ерунда! И Орелия знает, что это не так, — сказала Симона, улыбнувшись юной матери Жана-Луи.
— Неприятности, Симона? — спросил Джеф.
— Ничего такого, что не могло бы подождать, пока мы закончим обед, — сказала Симона, но у нее все сжалось внутри, и она не могла больше есть. Видимо, пришло какое-то послание… И наверняка — от мадам Клео, а это был так необычно, что Симона забеспокоилась.
Что-то действительно случилось.
— Она балует их, — не унимался Роб. — Наследнику Алекса не достанется столько забот, сколько лошадям Симоны и их грумам. Они даже позволили себе прервать обед, посвященный крестинам, чтобы спросить, сколько килограммов овса насыпать лошадям.
Кое-кто из гостей захихикал, предпочитая принять нападение на Симону за шутку.
Симона больше не могла сдерживать гнев.
— Этот охотник за рабами принес новости о твоем беглеце, Роб? — резко спросила она и осознала, насколько ухудшились ее отношения с деверем, когда Роб возразил:
— А почему ты решила, что должны быть новости?
— Зачем же еще тебе вступать в беседу с человеком, который явился к нам без приглашения и поднял хлыст на папиного надсмотрщика? Тони сказала мне, что он профессиональный охотник за рабами. Ты нанял его?
— Если бы и нанял, это мое личное дело, дорогая сестрица, — сказал Роб. Он повернулся к женщине, сидящей справа от него, и сказал: — Наша Симона такая добренькая, что считает меня жестоким, но ни один из моих рабов не ходит необутым, а лошадь — неподкованной. И те и другие получают полноценную пищу и врачебную помощь…
Симона вспомнила безобразные рубцы на спине Ноэля.
— Если ты так о них заботишься, почему же твои рабы убегают? — спросила она с очаровательной улыбкой.
Под загаром Роба вспыхнул румянец.
— Один раб убежал, — поправил он. — Я говорю, что забочусь о них, а не балую их. И рабы и лошади нуждаются в справедливом наказании.
— В справедливом хлысте, ты хочешь сказать.
— Если необходимо, — сурово сказал Роб.
Симона чуть не задохнулась от ярости. Арист сказал точно так же: «Иногда хлыст необходим», а она возразила: «Никогда!»
Она вдруг поняла, что разговор за столом затих и гости прислушиваются к их перебранке. Теперь все смотрели на Симону. Глаза матери упрекали ее за устроенную сцену.
С усилием Симона подавила ярость и спросила спокойнее:
— Так этот человек нашел Ноэля?
— Нет, — сказал Роб, пожимая плечами, — но у него появились кое-какие нити.
Его ответ не успокоил тревогу Симоны. Она посмотрела на Тони, но Тони не отрывала глаз от своих коленей, очевидно крепко сцепив руки от смущения. Симона ощутила сожаление, понимая, как некрасиво выглядела ее ссора с Робом. Но по мере того, как остывал ее гнев, росли возбуждение и страх. Она водила вилкой по тарелке, заставляя себя участвовать в разговоре, охваченная нетерпением поговорить с Ханной.
