– Мы пришли, – нарушила молчание Абигайль и достала из кармана ключ. – Спасибо за то, что спас меня от этого Хартли. Если бы можно было каждую леди освободить от наскучившего собеседника с такой же легкостью!
– Дорогая, – Уоллингфорд посмотрел на нее, и, кажется, его глаза увлажнились, – я должен с тобой поговорить.
От этих слов сердце Абигайль учащенно забилось.
– О нет. Это неприлично. Не знаю, что сказала тебе Александра, но уверена, она не давала тебе указаний провожать меня до постели.
Герцог оперся рукой о дверной косяк прямо возле уха Абигайль.
– А я уверен, что мисс Абигайль Харвуд плевать хотела на мнение окружающих.
Она облизнула губы, которые вдруг стали невероятно сухими.
– А вот тут ты ошибаешься. Я просто ненавижу, когда меня ловят с поличным. Это лишает присутствия духа и…
Со стороны лестницы послышались шаги.
– Решай быстрее, – поторопил Уоллингфорд.
Абигайль судорожно сглотнула, вставила ключ в замочную скважину и толкнула дверь.
Комната утопала в темноте. Абигайль поспешно нащупала выключатель, и помещение залил тусклый желтый свет.
Уоллингфорд снял шляпу и перчатки и положил их на столик рядом с лампой.
– Современное убранство.
– Да, этот отель построили лишь в прошлом году. – Абигайль встала позади стула. – Здесь даже есть водопровод. Такое удовольствие. У тебя здесь тоже номер?
– Да.
– Полагаю, он вдвое больше. Наверняка самый лучший.
– Что-то в этом роде. Хочешь посмотреть? – Уоллингфорд повернулся к ней.
Абигайль с силой вцепилась в спинку стула. Комната была настолько маленькой, что узкие кровати, казалось, стояли очень близко друг к другу.
– Послушай, Уоллингфорд, надеюсь, ты не принял мое дружелюбие за желание возобновить наши… наши…
– Нет, не принял.
Плечи Абигайль опустились, но она сама не знала, от чего именно: от разочарования или облегчения.
– Ну что ж, в таком случае я вынуждена попрощаться и пожелать тебе приятного вечера.
Уоллингфорд оперся плечом о стену и терпеливо посмотрел на Абигайль.
– Я не принял твое дружелюбие за желание, потому что наверняка знаю, что ты чувствуешь. Ибо чувствую то же самое.
– И что же это?
– Я чувствую, что мы принадлежим друг другу. Что нужно немедленно положить конец этому смехотворному отчуждению, продлившемуся целых две недели, пока мы оба не тронулись рассудком.
– Что еще?
– Я не отступлюсь от тебя, Абигайль, и не позволю твоему ошибочному стремлению к независимости и свободе разрушить счастье, которое мы можем испытать вместе.
– Ты рассуждаешь довольно деспотично.
Уоллингфорд улыбнулся:
– Но ведь тебе нравится моя деспотичность.
– Я считаю эту черту твоего характера оригинальной и бодрящей, как автомобиль мистера Берка, но не желаю жить рядом с этим каждый день. – От созерцания красивой стройной мужской фигуры всего в нескольких футах от нее и его лица, залитого мягким светом электрической лампы, у Абигайль слегка кружилась голова.
– Дорогая, чего ты боишься? – негромко произнес Уоллингфорд. – Думаешь, я подрежу тебе крылья? Но я люблю твои крылья. Я люблю в тебе все. И скорее дам отрезать собственную руку, чем заставлю тебя сидеть в лондонской гостиной и слушать ничтожеств, несущих чушь.
Абигайль закрыла глаза.
– Все это прекрасно, но, по-моему, там, в лодочном сарае, мы уже установили, что совершенно не подходим друг другу. Мы совершенно несовместимы на… физиологическом уровне. А я считаю это самой важной составляющей… – Абигайль потеряла мысль, потому что снова и снова прокручивала в голове слова Уоллингфорда: «Но я люблю твои крылья. Я люблю в тебе все».
До ее слуха донеслись еле слышные шаги Уоллингфорда по новому ковру.
– Моя дорогая, прости меня за грубое поведение в ту ночь. Это было непростительно.
– И ужасно меня разочаровало.
– Когда мы окажемся в постели в следующий раз, клянусь, ты не будешь разочарована.
– Следующего раза не будет.
– Обязательно будет. Открой глаза, Абигайль.
Она открыла глаза и охнула. Уоллингфорд стоял совсем близко – высокий и широкоплечий. Его рука покоилась на спинке стула рядом с ее рукой, глаза, казалось, прожигали насквозь, а тепло его тела пропитывало ее кожу. Он накрыл ее руку своей ладонью.
– Несмотря ни на что, я всегда считал себя объективным человеком, открытым для чего-то нового. И я никогда не считал зазорным учиться на собственных ошибках.
– Я поражена.
– Так вот, во время нашего отчуждения я поставил себе цель научиться кое-каким вещам. – Уоллингфорд наклонился к ее уху и прошептал: – Например, я узнал, где на самом деле находится средоточие женской страсти.
– О… – Абигайль почувствовала, что ее сердце забилось где-то в горле, а желудок скрутило узлом.
– А еще я выучил двадцать шесть различных позиций, в которых до этого места удобнее всего дотрагиваться. – Палец мужчины скользнул по подбородку Абигайль.
– Как… интересно, – выдохнула она.
– И наконец, я уяснил самую важную вещь, которая открывает дорогу к таким глубоким наслаждениям, какие только может испытать смертный. Знаешь, что это, любовь моя?
Губы Уоллингфорда замерли всего в дюйме от лица Абигайль. Она разомкнула губы, смакуя его дыхание, аромат и исходящий от него нестерпимый жар.
– Бергамот? – еле слышно спросила она.
Уоллингфорд коснулся пальцем ее приоткрытых губ.
– Предвкушение.
С этими словами он отстранился от нее и Абигайль, покачнувшись, ухватилась за спинку стула.
– Уоллингфорд, подожди! – крикнула она, но герцог уже направлялся к двери.
В этот самый момент ручка двери повернулась.
– Абигайль, дорогая! – раздался из коридора голос Александры. – Кажется, я забыла ключ.
Уоллингфорд замер.
– Абигайль, ты там? – Ручка двери загромыхала с новой силой. – Ах вот он где. В другом кармане. Ну и рассеянная же я.
Уоллингфорд нырнул под кровать.
Ручка повернулась, и в комнату порывисто вошла Александра.
– Ты здесь? Почему не отвечала?
– Я… я говорила по телефону. Просила прислать горничную, чтобы она помогла мне раздеться.
– У меня потрясающие новости. Я выхожу замуж! – Александра обняла сестру за талию и принялась кружиться вместе с ней по комнате. – Ну разве не чудесно?
– Еще как чудесно! За мистера Берка, я надеюсь?
– Ну конечно, за мистера Берка! О, я так счастлива! Нет, я просто без ума от радости. – Александра упала на кровать и рассмеялась. – Только подумай: миссис Финеас Берк! Ну разве не чудесно звучит?