Словно его сердце так же, как ее собственное, на мгновение остановилось.
— Я молчу, потому что… То, что я сейчас чувствую, невозможно выразить словами. Поэтому я отвечу вам на своем языке. — Она провела пальцем по его лицу, рисуя по ходу крошечные сердечки и розочки и чувствуя, как участился его пульс.
Или это был ее собственный? Трудно сказать. Но связь между ними была явной и неоспоримой.
Она нагнулась и слегка коснулась губами его рта, надеясь, что он слышит, как ее сердце поет от радости.
— А вы могли бы это перевести? — спросил он, и уголки его губ приподнялись в улыбке.
— Разве я была не достаточно красноречива? — Она опять его поцеловала. — Вы желаете, чтобы я произнесла это вслух?
— Пожалуйста.
— Хорошо… я попытаюсь, но мои фразы будут не такими лирическими, как ваши.
— Это мне судить, — ответил он.
Собравшись с духом, Элиза сказала:
— Гриффин Оуэн Дуайт. — Она помолчала, смакуя эти звуки. — Мне нравится ваше имя, потому что оно по-своему красноречиво выражает вашу сущность. Необычную и неожиданную, эксцентричную и сильную. В вашей душе живут поэзия и страсть. Мне кажется… что я влюбилась в вас с первого взгляда… как только увидела ваши зеленые глаза, полные лукавого юмора и доброты.
— Слава Богу, что вам нравятся бесенята. — Гриф завел ей за ухо непослушную прядь волос. — Думаю, мне придется отдать вам свое перо, любовь моя. Ваши слова заставляют меня краснеть.
— Нет, давайте не будем ничего менять, — прошептала она, расстегивая ему рубашку и засовывая руку под тонкое полотно. — Пусть между нами все будет так, как оно есть.
Гриф лег на траву, увлекая ее за собой.
— Что ж, пожалуй, ты права. — Голос звучал сонно, хотя пальцы не останавливались ни на мгновение. Элиза улыбнулась, когда он задрал ей юбку выше колен.
— Ты рисуешь на моем теле всевозможные картинки, а я наслаждаюсь тобой на лоне великолепной природы.
— Хадден! — пискнула она. — Нас могут увидеть.
— На сто миль вокруг нет ни души, — сказал он, снимая с нее подвязки и чулки. — А меня, между прочим, зовут Гриф.
— Гриф. Ммм, может быть, я нарисую на твоем теле грифона? Чтобы дракону не было скучно одному.
Он рассмеялся:
— Ах, любовь моя. Теперь мой дракон больше не останется в одиночестве.
Он перевернулся, и она оказалась снизу.
— А ведь ты мне еще не все сказала.
— Чего? Я не могу ничего придумать. — Впрочем, сейчас она вообще ни о чем не могла думать.
— Недостает твоего «да».
— Напомни мне, каков был вопрос?
Элиза обняла его за плечи, наслаждаясь твердыми мускулами и нежным прикосновением его волос к ее щеке.
— Не могу понять, куда подевалось мое умение убеждать. — Ее юбки уже поднялись до талии. — Придется попытаться еще раз, — сказал он, целуя ее.
Прошло несколько минут, пока она обрела дар речи. Потом, взглянув на небо, она удовлетворенно вздохнула.
— Я стараюсь, сгораю от страсти, а это все, что ты можешь мне сказать? — Он притянул ее к себе и начал покусывать ухо. — Я намерен оставить тебя здесь заложницей на несколько дней — нет, недель, пока не услышу от тебя, что хочу.
— Ммм, мне нравится, но у нас кончатся пирожные.
— Тогда нам придется питаться нектаром любви. Скажи «да», Элиза.
— Все может быть, — пробормотала она. — Как я понимаю, благородный маркиз не привык к тому, что его желания могут не выполняться?
— Ты знаешь, что тебе никогда не придется бояться, что мне захочется мешать твоим мечтам. Я хочу наблюдать, как будет расцветать твой чудесный талант и делить с тобой свою судьбу до конца дней.
В его взгляде она прочла все, что хотела знать.
— Да, — тихо произнесла она. — Да.
В его посветлевших глазах отразилось ее собственное счастье.
— Да! — громко воскликнула она, спугнув пару голубей, устроивших в траве свое гнездо. — Да! — Ветер подхватил это слово и вознес его до неба.
— Слава Богу, — облегченно сказал Гриф. — А то я уже начал беспокоиться, что мне придется вырвать у тебя признание, только заставив тебя умирать с голоду.
— Я могла бы остаться здесь навсегда, просто упиваясь видом и тобою, но думаю, что нам надо вернуться в Лит-Эбби к ужину.
— Ты уже проголодалась? Я могу придумать сотню способов отвлечь твое внимание от еды, пока мы будем ехать.
— В открытой двуколке?
— Ты забыла, — сверкнул он белозубой улыбкой, — у меня творческое воображение.
— Лорд Хадден, нам надо научиться обуздывать свои дикие порывы. Это не частное владение, а общественная дорога, а мы пока еще не женаты.
— Пока. — Он протянул руку к своему пальто и достал из кармана сложенный вдвое лист бумаги. — Это специальная лицензия, которая будет скоро подтверждена.
Она увидела фамилии, вписанные летящим почерком.
— А ты, оказывается, был в себе уверен.
— Не уверен, а просто упрям. Мы останемся в Эбби на несколько дней, чтобы твои друзья смогли присутствовать на свадебной церемонии. А после этого поедем домой.
Домой. Слово вдруг приобрело новое значение.
— Я знаю, что Эбби всегда будет занимать особое место в твоем сердце, — продолжал Гриф. — Но я надеюсь, что отныне ты будешь считать своим настоящим домом Хадден-Холл. Там, где ты пустишь корни. Вырастишь своих детей. Там, где мы вместе состаримся. — Его взгляд упал на картину Редуте. — Думаю, Хадден-Холл тебе понравится. И я уже придумал, где мы повесим эту картину.
— У меня просто нет слов…
— В таком случае давай соберем вещи и поскорее отправимся в путь. — Гриф помог ей встать. — Самая трудная часть пути у нас уже позади, — пробормотал он, целуя ее в шею. — А впереди нас ждет… — Он подмигнул. — Нашу первую ночь в твоем новом доме ты проведешь в постели из лепестков роз.
Когда двуколка въехала во двор Лит-Эбби, Грифу показалось, что даже его каменные стены почувствовали, что с них сняли тяжелую ношу. Колонны как будто выпрямились, а классические цоколи стали немного выше.
Элизе тоже так показалось.
— Смотри, этот дом выглядит счастливым! — воскликнула она.
— Это потому, что он чувствует: его любят. Красивая вещь радует всегда. Его прелесть даже становится больше и никогда не исчезает без следа.
— Как красиво, — пробормотала она. — Это из поэмы Китса?
— Нет. Это Эндимион.
— Я восхищаюсь его творчеством.
Гриф улыбнулся, радуясь тому, что ей нравится его любимый поэт.
— Надо послать записку Гасси. Она будет беспокоиться.
— На самом деле я попросил кучера проехать мимо ее дома и привезти ее к нам к праздничному ужину. Надеюсь, после твоего братца в погребе осталось несколько бутылок приличного шампанского.
