ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Лучи солнца, еще недавно освещавшие занавески на окнах, погасли. Наступила темнота. Только золотистый свет керосиновых ламп озарял измученных, но вряд ли удовлетворенных влюбленных. Бойд осторожно провел пальцами линию от покрасневших грудей Абигейль вниз, к солнечному сплетению, и начал поддразнивать ее, поводя пальцем по вогнутой поверхности живота.
Заглядывая в огромные васильковые глаза, он все еще не мог окончательно поверить, что только что держал ее в объятиях. Все его самые сокровенные мечты осуществились, все желания исполнились. Абигейль была обманчивой смесью невинности и соблазнительности.
Даже теперь ее бедра волнообразно двигались по его горячей плоти, а яркие губы изогнулись в призывную улыбку, и он почувствовал, как все в нем напряглось в ответ.
Потакая этому призыву, Бойд прошел губами по тому же пути, который только что проделали его пальцы. Он задержался на ее груди, поласкав языком твердеющие соски и кружки вокруг них. Путешествуя далее, вниз по бархатистой коже, он наслаждался ее гладкостью и нежностью. Колеблющийся свет ламп бросал блики на их тела. Не в состоянии противиться призыву золотистых волос, образующих яркое пятно между ее бедер, Бойд продолжал опускаться все ниже и ниже и наконец коснулся губами влажной теплоты перепутанных кудрей. От неожиданности она вздрогнула.
Он осторожно раздвинул ее ноги, согнул их в коленях и закинул себе на плечи. Теперь его губы могли продолжить свое путешествие. При первом их прикосновении к ее горящей промежности она вся напружинилась.
— Бойд! — Смущение послышалось в ее изумленном возгласе. Но он не прекращал своих исследований. Язык проник между мягкими складками, пробуя их на вкус. Он искусно дарил ей все свое внимание, концентрируя его на месте, где сходились ее ноги.
— Я не могу… — Ее голос прозвучал сдавленно. Она задрожала и вновь попыталась вымолвить: — Мы не можем… не должны…
Бойд продолжал упиваться ее сладостью. Новый порыв дрожи пробежал по ее телу, и он возликовал.
Опустив ноги, Абигейль смущенно посмотрела ему в глаза.
— Это просто… Я никогда…
— И я тоже. Я никогда не хотел этого. До тебя. — Он не намеревался делать такое признание, но с этой женщиной у него ничего не получалось по заранее обдуманному плану.
Руками и губами она старалась выразить свои чувства, вызванные таким признанием. Радостная дрожь пробежала по коже, когда она гладила, покусывала и целовала его. Ее нежные губы охватили набухшие кончики его сосков. Бойд едва сдержал стон, когда ее пальцы начали неуверенно, а затем с растущей смелостью двигаться по его телу. Мышцы, которыми так искусно он владел, теперь дрожали от нежных прикосновений. Но особенно поразительно действовало на него выражение ее глаз — в них отражались чувства, о которых им еще предстояло сказать друг другу.
Годы, в течение которых он держал свое сердце закрытым, улетели прочь под влиянием ее отзывчивости и света васильковых глаз. Ощущая себя беспомощным под натиском обрушившейся на них любви, он решил полностью отдаться бурному потоку чувств, порождаемых ею. И если ему предстоит утонуть в этом потоке, он умрет счастливым человеком после нескольких часов, проведенных со столь удивительной женщиной.
Абигейль отыскала чувствительную точку на внутренней стороне его бедер. Это прикосновение повергло его в мучительный экстаз. Она продолжала продвигать руку ближе к тяжелому грузу, находящемуся в центре, но остановилась, наткнувшись на шрам, оставшийся после ранения, и он почувствовал касание ее дрожащих губ. Этот простой жест окончательно сломил все барьеры, ограждавшие его сердце от вторжения. Он больше не мог уберечь его от любви, которая расцвела, несмотря на все усилия держаться от нее в стороне.
Бойд знал, что если даже эта любовь убьет его, все равно он не может потерять эту женщину. Казалось, он знал об этом с того момента, когда принимал роды ее ребенка.
Они прошли полный крут, и на этом пути их любовь росла и крепла. И он не мог отказаться от нее, как не мог отказаться от общения с ее сыном. Пока любовь пускала корни, развивала бутоны и, наконец, расцвела, он не признавался себе в своих чувствах, но сейчас, вглядываясь в повернувшееся к нему доверчивое лицо, знал, что больше отрицать ее существование в себе не может.
Приподнявшись, Бойд поискал на лице Абигейль выражение сожаления, но увидел только ожидание и любовь. Он протянул руку, чтобы откинуть с ее щек и лба растрепанные золотистые локоны, и про себя поклялся беречь и защищать ее.
— Абигейль…
— Я знаю, Бойд. — Ее мягкая рука погладила его по щеке и задержалась на губах. — Я знаю.
И он овладел ею опять, зная, что, повторяя этот акт миллион раз, никогда не устанет от него.
Неожиданный стук в дверь разбудил обоих. В недоумении они сели, минуту посмотрели друг на друга в свете раннего утра, и Бойд, замотавшийся в простыню, подошел к двери.
— Кто там? — спросил он, не открывая замка.
— Вам телеграмма, мистер Харрис.
Он провел рукой по спутанным волосам и посмотрел на Абигейль.
— Просуньте ее под дверь, — попросил он ровным голосом.
Шуршание бумаги нарушило тишину комнаты. Бойд уставился на телеграмму, чувствуя, что она несет зловещие новости, и, помедлив, поднял бумагу, боясь прочесть ее содержание.
— Бойд?
Преодолев плохое предчувствие, он разорвал конверт и в молчании прочел текст. Челюсти его плотно сжались.
В словах Абигейль зазвучал страх.
— Что там? Майкл?..
— Нет! — Он откинул волосы, упавшие на лоб, неохотно подошел к кровати и передал ей бумагу, которую ему хотелось бы уничтожить вместе с содержащимся в ней посланием.
Ее глаза расширились, когда до нее дошел смысл телеграммы.
«Беда. Немедленно возвращайтесь домой. Захват ранчо. Камерон О’Доннелл».
— Трипл-Кросс, — прошептала она.
— Очевидно, кто-то строил планы захвата после нашего отъезда, — сурово ответил он. — Наверное, ожидал удобного момента, чтобы прыгнуть, когда место окажется беззащитным.
— Но кто?
— Это нам предстоит выяснить. — Он посмотрел в окно на разгорающееся утро. — Одевайся поскорее. Мы поедем домой на поезде.
— А как же стадо и наши лошади?
— Я оставлю несколько человек проследить, чтобы скот был погружен в вагоны. А своих лошадей возьмем с собой. В поезде есть специальные вагоны для лошадей и скота. — Он попытался развеселить ее. — Не беспокойся. Мы не оставим здесь твою Долли. — Но шутка не подействовала. Беспокойство все сильнее охватывало ее.
