По мере продолжения празднования Элизабет становилась все более и более грустной, Роуленд дважды подходил к ней, наклонялся и шепотом предлагал уйти. И она дважды улыбалась ему, но тут же позволяла кому-то из его работников рассказать еще одну трогательную историю о каком-то событии, или о лошади, или же о самом Роуленде. Лицо Роуленда мрачнело с каждой минутой.
А затем без всякого предупреждения кто-то приблизился сзади и поднял ее. Не потребовалось много усилий для того, чтобы сделать вывод, что это был ее муж. Она не стала сопротивляться. Раздались взрывы смеха рабочих, когда Роуленд повернул ее к себе лицом и, баюкая, прижал к груди.
— Пошли, миссис Мэннинг, — шепнул он ей на ухо. — Или ты уже забыла свое обещание?
Она с трудом посмотрела ему у глаза.
— Обещание?
— Да. Хотя, честно говоря, я подозревал, что с этим будут сложности. — Он поцеловал ее в макушку и добавил: — Но не думал, что они возникнут так скоро.
Она все еще не могла посмотреть ему в глаза. Он внес ее в главное здание и поднял по лестнице. Широкими шагами он преодолел расстояние до своей спальни. Это была та самая комната, куда она когда-то не решилась войти.
Кое-как он смог открыть дверь и, войдя, ногой захлопнул ее за собой. Элиза сквозь опущенные ресницы заглянула ему в глаза.
Затем с любопытством окинула взглядом комнату. Комната была вся от пола до потолка заставлена книжными полками, которые слегка прогибались от тяжести томов. На противоположной стороне она обнаружила лишь четыре предмета мебели: умывальник, маленький письменный стол, стул и… тут она сглотнула.
Белый полог спускался с потолка, закрывая очень большую кровать с белыми простынями. Во всем этом ощущалась скромность, сдержанность и щедрость. Никаких ковров не было. Проемы белых стен не украшали картины. Это была комната холостяка. Комната человека, который много работает.
Он откинул полог и положил Элизабет на середину кровати; выражение лица у него было сосредоточенное — лицо человека, который наметил план действий.
Спустя пять минут она обнаружила, что находится на середине массивной кровати Роуленда, на невероятном количестве подушек и без единой нитки одежды на себе. Он не сказал ни слова, когда помогал ей раздеваться. Их накрыло напряжение, словно туман перед сражением.
Она смотрела, как он медленно, не сводя с нее глаз, стаскивает со своей шеи галстук. Затем Роуленд лег рядом, не дотрагиваясь до нее. Его тело напоминало мраморные статуи в галерее Виндзора; и только вздымающаяся и опадающая грудь выдавала тот факт, что он из плоти.
Он лежал спокойно. Выжидая.
— Элизабет, что случилось?
Она поспешно ответила:
— Ничего. А почему ты…
— У тебя такой взгляд, — пояснил он.
Она взялась за простыню и стала укрываться, остановившись лишь тогда, когда он удержал ее руку.
— Просто… так много случилось за столь короткое время. И я несколько обеспокоена.
— Чем?
— Вероятно, ты оплакиваешь… — начала она. — Ну, пусть не сожалеешь, но ты изменил свой образ жизни, женившись на мне. Все полагали…
Его губы прервали ее фразу. Он целовал ее неистово, тем самым показывая, что вопреки ее словам у него нет ни сожалений, ни сомнений. Его руки гладили ее тело. И делали это нежно и уважительно. Наконец он взглянул ей в лицо.
— Mhuirnin, никогда не сомневайся во мне. Ты, как никто другой, знаешь, что я ничего не делаю, если не хочу этого. Ты можешь не считать меня джентльменом, но я не тот, кто пасует перед трудностями. И я никогда не меняю решений. Ты оставила след в моей душе, и я никогда не позволю тебе уйти.
Она проглотила комок в горле.
— В таком случае иди ко мне.
Они довольно долго смотрели в глаза друг другу, прежде чем она заставила его лечь. Он опустился между ее бедер, и она широко раздвинула их.
— Погоди, Элизабет… Я должен…
— Я хочу тебя. И не желаю ждать. Я ждала целую вечность.
Без дальнейших предварительных ласк он обнял ее за бедра. Она приподняла голову, чтобы провести губами по его щеке, и он толкнулся вперед, откинув голову.
Она ахнула, почувствовав силу его вторжения. Казалось, он хочет заменить все владевшие им ранее страхи торжеством достигнутого счастья.
Что-то в его лице говорило, что он не остановится до тех пор, пока не прогонит все беспокойные мысли, которые владели ею последние недели и месяцы. Это должно стать чем-то таким, чего ни один из них никогда не забудет.
Это продолжалось до тех пор, пока долгий день не сменился вечером, стало темно, и Роуленд вынужден был зажечь единственную свечу. Элизабет лежала опустошенная, на смятых простынях. Она никогда не чувствовала себя такой счастливой, такой защищенной и такой любимой. Пытаясь найти прохладное место, она повернулась на живот и услышала удивленный возглас.
Она повернула голову.
— Что это такое? — шепотом спросил Роуленд, на его лице было потрясение. — Что ты сделала?
Внезапно она пожалела о своем безрассудстве. Возможно, это станет страшным напоминанием, хотя она имела в виду совершенно другое.
— Прости, — сказала она, пряча лицо в подушку. — Просто я думала…
— Ты не ответила на мой вопрос. — Голос его звучал холодно, отрешенно. Она почувствовала, что он нагнулся, чтобы рассмотреть внимательнее.
— Семейное гербовое украшение, шепотом ответила она.
— Что?
Он положил свою широкую теплую ладонь ей на талию и провел вниз, чтобы лучше рассмотреть крохотную черную буковку «Б» на ее ягодицах.
— Я требую назвать имя, — хрипло проговорил он.
— Имя? — еле слышно переспросила она.
— Имя того идиота, который сделал это клеймо.
Она явно услышала угрозу в его голосе. Сейчас она искренне сожалела о своем поступке. Она плотно сомкнула глаза, стараясь игнорировать исходящий от него аромат.
— Лучше спросить, зачем я это сделала.
Он молчал, ожидая ее ответа.
— Мы должны были стать лордом и леди Балреал. И я… не хотела, чтобы ты всегда ощущал себя отличным от меня… — она проглотила комок в горле, — и от других людей, как, по моему мнению, ты иногда себя ощущаешь.
Он не произнес ни слова, лишь кончиком пальца коснулся чувствительной кожи.
— Ты сказал, что клеймо было поставлено, чтобы ты не забывал, кто ты. — Она заговорила быстро, спеша объяснить. — Теперь ты не одинок. Это мое напоминание об имени, которое мы будем носить. И мне будет очень приятно, если оно будет напоминать тебе, как сильно я…
Она замолчала, поскольку почувствовала горячее дыхание над крохотной буквой, выколотой на чувствительной коже.
— Да? — хрипло спросил он.