Элиана медленно, осторожно шла по проходу, нерешительно останавливалась возле кроватей, смущенно и с надеждой заглядывала в лица людей, потом продолжала свой путь. У тех, кто находился в сознании, она спрашивала, не слышали ли они что-нибудь о Бернаре Флери.
Женщину поразил вид изувеченных тел, пропитанных гноем и кровью бинтов, широко распахнутых глаз, в которых застыло страдание. Иные раненые лежали неподвижно, забинтованные с головы до ног, словно мумии, лица других были черны от ожогов, тела третьих покрывала отвратительная сыпь.
Война изменяла лики и вытравляла души, уродовала человеческие создания, сотворенные Божьей рукой.
Элиане казалось, что она попала в самый центр ада; молодая женщина шла, заколдованная ужасом, с трудом поддерживая в себе еле теплившийся огонек надежды.
Она не нашла Бернара, о чем в отчаянии сообщила врачу.
Он посмотрел на нее красными от недосыпания глазами, в которых не было разочарования, но не было и веры, и сказал:
– Что ж, мадам, вы можете прийти еще раз. Часть обозов еще в пути, так что не теряйте надежды.
Элиана еле доплелась до выхода и долго стояла на пороге госпиталя, вдыхая свежий воздух. Потом пошла домой.
Далеко на западе небо имело тяжелый сумрачный цвет, но выше, над головой, его покрывали сияющие серебристые тучки, сквозь которые местами пробивался тусклый солнечный свет. На черных как сажа ветках деревьев лежал свежевыпавший снег, кровли домов отсвечивали свинцом, и среди них выделялось ослепительно-светлое здание тонкой ажурной колокольни Сент-Шапель с высоченным шпилем, указывающим в небеса и словно бы напоминающим о том, что все вокруг подчинено Божьей воле.
Кто знает, возможно, Бернар и не был ранен, а остался в Египте или… давно уже погребен где-нибудь посреди Синайской пустыни.
Она не представляла, как можно бросить армию на произвол судьбы, не понимала, почему эта блестящая, с точки зрения Максимилиана, затея потерпела крах. Впрочем, что Максимилиан?.. Он не был военным, не был солдатом. В случае подобных поражений он, как карточный игрок, откидывался на спинку стула с восклицанием: «Да, не повезло! Ну что ж, попробуем сыграть другую партию, возможно, на сей раз нам улыбнется удача!» Его мало волновала судьба таких людей, как Бернар, крошечных винтиков в гигантской машине истории.
По пути домой Элиана заглянула в церковь, где поставила свечку и долго молилась – не только за Бернара, за всех несчастных, за тех, кто был ранен и за тех, кто еще не вернулся с войны. Сейчас она всем сердцем была с ними и за них.
Она шла по городу и вспоминала тех, кого неумолимый бег времени превратил в призраки, размышляла о том, что ни одно мгновение жизни нельзя удержать и что сама жизнь – не есть бесконечное преследование неуловимой цели, она – лишь настоящее, ибо то, что действительно желаемо, – недостижимо, и истинная мудрость всегда – вне суеты. Только такие мысли и спасали ее сейчас.
Потом Элиана подумала о Шарлотте и сказала себе: нет на свете более тяжкой доли, чем сознавать, что ты способен на многое, и при этом не иметь ни малейшей возможности что-либо сделать, хоть как-то себя проявить. В этом случае человек опасен для самого себя, а нередко – и для других, в той же степени, в какой несчастен, а его стремления похожи на петлю, наброшенную на его собственную шею. Люди, чье желание тяготеет над ними как рок, всегда ступают по хрупкому мостику между жизнью и смертью, между добром и злом, между царством света и обиталищем тьмы. Распахните перед таким человеком дверь, открывающую путь к вершинам его мечты, и он превратится в ангела, заприте его в клетке – и его душа утонет во мраке.
По-видимому, именно это и происходило с Шарлоттой. Элиана приходила в госпиталь еще несколько раз, но безрезультатно и потому почти потеряла надежду. Но вот в начале декабря, когда она вновь заглянула туда, доктор, который уже хорошо ее знал, сказал:
– У нас есть человек, по описанию похожий на Бернара Флери. Возможно, это он.
В печальных глазах Элианы мгновенно вспыхнул огонь.
– О Господи! – жарко прошептала она, сжав руки, словно в мольбе. – Где же он? Я хочу на него взглянуть!
Молодая женщина поспешила вслед за врачом, в глубине души совершенно не веря в чудо. Ее терзало странное противоречивое чувство – смесь неверия и страха, отчаяния и… безумной надежды. Каждая новая волна разочарования все сильнее размывала невидимые укрепления ее души, точно песчаную стену, и Элиане становилось все труднее восстанавливать их. Она боялась, что когда-нибудь окончательно опустятся руки и… в кого она превратится? С чем ей придется жить?
Спустя мгновение Элиана очутилась все в том же аду, наполненном зловонием и стонами. Ее подвели к человеку, лежащему на соломенном тюфяке и укрытому тонким серым одеялом. Глаза незнакомца были закрыты, тело – неподвижно вытянуто. Элиана с тревогой вглядывалась в его лицо – исхудавшее, землистого цвета, с заострившимися чертами.
– Посветите получше, – тихо попросила она.
Кто-то выполнил ее просьбу – пламя озарило лежащего, и одновременно все существо молодой женщины охватила дикая судорожная радость.
– Это он! Он! – с дрожью в голосе, вся в волнении воскликнула она. – Что с ним?
– Сама рана не смертельна, – ответил доктор, – но в сочетании с тропической лихорадкой может быть опасна для жизни. Такая лихорадка плохо поддается лечению и очень изнуряет, а он и без того ослаб. Но ничего, – добавил он сурово, – вашему мужу, можно сказать, повезло, все же у него есть шанс…
– Я заберу его домой, – произнесла Элиана не допускавшим возражения тоном, – я позабочусь о нем.
Но врач и не собирался спорить.
– К сожалению, правительство отпускает на наши нужды слишком мало денег. Раненых все привозят и привозят, а лекарств нет…
– Я достану деньги и куплю лекарства. Найму врача. Я обещаю хорошо ухаживать за ним. Только помогите отвезти его домой.
Доктор кивнул.
– Я дам вам людей.
Потом записал адрес Элианы, и к вечеру Бернара привезли к ней домой.
Дети, к счастью, уже спали, и она не стала их тревожить.
Когда улеглись первоначальные хлопоты, молодая женщина присела на край постели, осторожно взяла руку Бернара и прижала к своим губам. Он то ли спал, то ли лежал без сознания, но он был здесь, рядом с нею, и Элиана до сих пор не могла в это поверить.
Она долго смотрела на него. Черные волосы, черные ресницы. Изменившееся лицо, исхудавшее тело. На плече виднелся шрам от сабельного удара, ниже, на груди, под слоем бинтов, темнела глубокая рана.
Сердце Элианы продолжало болеть, но иначе – эта боль не была болью отчаяния, она рождалась от чувства тревоги за близкого человека.
