— Теперь все призы будут наши! — крикнул он и снова чертыхнулся, сражаясь с розовыми шипами.
— Итак, ты намерен забрать все три приза у подруг твоих сестер? — спросила Элинор, глядя в его сияющее лицо, когда он спустился со своим цветочным трофеем.
— Да, — ответил Тобиас слегка настороженно.
— И все эти бедные сиротки, с которыми бок о бок жили Люсинда и Филлинда...
— ...ничего не получат, — договорил за нее Тобиас.
— А ты понимаешь, что вас могут обвинить в жульничестве? Ваша победа будет выглядеть весьма странно. Это состязание для сирот. Твой отец намерен обеспечить тебя доходом в десять тысяч фунтов, когда тебе исполнится восемнадцать, так же, как твоих сестер. А бедным малышкам из приюта придется пойти в услужение к знатным леди.
Филлинда просунула ручонку в ладонь Элинор.
— Зато им больше не придется резать руки золотой проволокой, — напомнила она.
— Да, но им никогда не жить в большом богатом доме со своей семьей, которая их любит, — сказала Элинор. — У них нет отца, который может о них позаботиться.
— Чертова жизнь! — сказал Тобиас.
— Не надо ругаться при девочках, — одернула его Элинор, Тобиас извинился.
— Джейн Мелинда не разгадала ни одной подсказки, потому что не умеет читать, — сказала Люсинда. — Но она очень добрая. Я отдам ей мое яйцо, розу и все остальное.
— Сара Сюзанна подсказала мне, что вас надо искать в хлеву, — сказал Тобиас. — Я отдам ей свое.
— А я все отдам Мэри Берте, — сказала Филлинда. — Потому что когда миссис Минчем лишила Люсинду завтрака и обеда, она сберегла свой хлеб и принесла его ей. Помнишь, Люсинда?
Ее сестра кивнула. И Элинор молча повела их назад к лужайке, на поиски этих девочек. Охвативший ее гнев, который она скрывала, постепенно отпускал ее. Она невольно залюбовалась благодарными сиротками, удивленными проявленной к ним щедростью. Тобиас, привыкший терять, уже с удовольствием возился с Ойстером, пытаясь научить его ходить на задних лапах. И вдруг она вспомнила о Вильерсе который все еще оставался запертым в ее спальне.
— Послушай, дружок, — обратилась она к Тобиасу, — я понимаю, что ты запер отца, чтобы он не помешал вам выиграть. Но я-то здесь при чем? Я не представляла для вас никакой опасности.
Он повернулся к ней со странной гримасой на лице.
— Потому что я не люблю Лизетт.
Она кивнула:
— Я это заметила. Продолжай.
— Старая нянька сказала мне, что если запереть леди вместе с джентльменом, они непременно должны пожениться. Хотя это глупо, — сказал он. — Если хочешь порезвиться, вовсе не обязательно пачкать простыни. Можно обойтись и без постели.
Элинор вздрогнула, вспомнив свои игры с Вильерсом у скалы. Но не мог же он видеть это? Бедный ребенок, сколько ему пришлось узнать за его короткую жизнь...
— И ты решил... — начала она.
— Я хочу, чтобы моей мачехой была ты, а не Лизетт, — ответил он.
— Однако я выбралась, и никто даже не заметил того, что мы были заперты вместе, — сказала Элинор. — Напрасно ты старался. Пойми, наконец, твой отец хочет жениться на Лизетт.
— А ты хочешь выйти замуж за этого герцога с крысиными зубами, — сконфуженно усмехнулся он.
— Да, это мой старый друг, — сказала Элинор. В этот момент Гидеон как раз двигался в их направлении вместе с ее матерью. — Отправлюсь-ка я, пожалуй, освобождать из заточения твоего отца. Не попадайся на глаза Лизетт вместе с Ойстером, — предупредила она и поспешно направилась к дому, игнорируя призывы герцогини. Это смахивало на бегство.
Леопольд мирно спал в ее постели, его расшитый камзол валялся в кресле. Она на цыпочках приблизилась к нему и стала его разглядывать. Он не был красив, как Гидеон. Он был грубым и трудным и пронес через всю жизнь скорбь о своем безвременно погибшем брате, которого их мать лишила своей заботы и ласки.
Элинор любила его таким, какой он есть. Она чувствовала, что эта любовь не отпустит ее, несмотря на препятствия.
Лизетт была одним из таких препятствий, а Гидеон — вторым.
Сняв туфельки, Элинор принялась освобождаться от своих широченных нижних юбок на каркасе. Потом, запутавшись в шнуровке корсета, оставила в покое платье и, стянув чулки, забралась в постель, точнее, улеглась прямо на Леопольда. Всхрапнув, он перевернул ее на спину. Она поняла, что он не спит, когда пристально разглядывала его и во время раздевания.
— Я, случайно, не приснилась тебе нагишом и стыдливо прикрывающейся голубым фартучком? — спросила она. — Действительность намного прозаичнее, я не смогла распустить шнуровку.
Он поцеловал ее в шею.
— Во сне я видел тебя без фартучка. Выше руки, Элинор, — потребовал он, пытаясь стянуть с нее пышное платье, но ему мешал корсет.
— Оставь его, — сказала Элинор. — Лучше избавься от своих панталон и приготовь «французское письмо».
— Я не должен сейчас целовать тебя, и все остальное тоже, — вдруг сказал он с видом раскаявшегося грешника.
— Должен. Я решила не выходить за Гидеона.
Он с удивлением посмотрел на нее и медлил, несмотря на свою полную боевую готовность. Элинор разочарованно вздохнула:
— Выходит, ты все же всерьез намерен жениться на Лизетт. — Она закрыла его рот ладонью, чтобы он не помешал ей выговориться, и продолжила, невзирая на его покусывания: — Я уважаю, твое решение и не собираюсь насильно женить тебя на себе.
На самом деле она сильно желала, чтобы он женился на ней. Он был ей необходим, но она не умела просить.
Он все же отбросил ее руку со своего рта, но замер на полуслове, напуганный ее грозным видом.
— Посмей только сказать что-нибудь сейчас, и я уйду отсюда и от тебя. Навсегда! — произнесла она.
— Но это твоя комната! — не выдержал он.
Ее накрывала мощная волна желания, но она быстро опомнилась.
— Я не собираюсь женить тебя на себе! — повторила она.
— Почему нет?
Оказывается, подобного рода настойчивость не являлась преступлением в его глазах.
— Не хочу душить твои благородные порывы, — сказала она. — Ты решил, что Лизетт будет лучшей матерью твоим детям, чем я.
— Я только...
— Я все понимаю, — сказала она, нежно целуя его. — И мне от этого легче. У меня нет детей, и я хочу выйти замуж по любви. За того, кому будет не важно, какая я будущая мать, который примет меня без всяких оговорок и условий.
Помолчав, она продолжила:
— Я больше не люблю Гидеона и поэтому не выйду за него.
Лео все еще медлил.
— Ты слишком спокойно относишься к тому, что я хочу жениться на Лизетт, — произнес он. — А я жажду убить Эстли всякий раз, когда вижу его, когда он пялится на тебя.
