— Ты хочешь жениться на мне, потому что считаешь, что совершил ошибку. Но любовь — это совсем иное чувство. Мы давно потеряли друг друга, мой дорогой Гидеон. И я думаю, что любил ты как раз Аду. Да, ты любил ее!
Эстли судорожно сглотнул.
— Я... — начал он и умолк.
— Ты любил ее и скоро поймешь это, и тебе нужно с честью выдержать срок траура.
— Да, но если ты не хочешь выходить ни за одного из нас...
— О, только не пугай меня, не говори, что я могу остаться старой девой. Я выйду за обычного человека, не за герцога. А теперь, с вашего разрешения, я покину вас.
Элинор ушла.
Леопольд принялся натягивать рубашку.
— Я немедленно отправляюсь в Лондон, — сказал он, чувствуя, что очень устал.
— Нет, вы не уедете.
— Бога ради, остыньте, Эстли. Она же сказала, что не хочет выходить ни за одного из нас.
— Вы глупец, — сказал Эстли.
Леопольд усмехнулся:
— Может быть, вы хотите, чтобы я дал вам пощечину? Может быть, нам просто помахать кулаками, как это в ходу у простонародья? Я как-то утратил веру в спасительную силу дуэлей.
Новая неожиданная оплеуха, заставила его запрокинуть голову и заскрипеть зубами.
— В чем дело, Эстли? Это уже вторая оплеуха кряду.
— Дело в том, что я люблю ее, — ответил Эстли. — Когда-то я повел себя как юный подонок, бросив ее. И возможно, она права, когда говорит, что теперь уже слишком поздно. Но она не может быть безразлична мне, а вы... вы растравляете ее старую рану. Вы использовали ее и отвергли. И я убью вас!
Впервые Леопольд ощутил что-то близкое к тревоге.
— У вас это не получится, — парировал он.
— Получится, — сказал Эстли. — Потому что Бог на моей стороне. Да, я обесчестил Элинор, но теперь я твердо намерен постоять за ее честь, отомстить за нее. Вы разбили ее сердце. Она любит вас, на меня она никогда не смотрела такими потерянными глазами, даже когда я сказал, что оставляю ее. Мой Бог, я никогда не видел смысла в дуэлях, но теперь думаю по-другому...
Леопольд понял, что этот человек никогда не изменит своего решения.
— Завтра на заре, — небрежно обронил он, натягивая сапоги.
— Где?
— Зеленая полоска у реки. Я буду ждать вас там, — сказал он, чувствуя себя полностью вымотанным. Этот юнец готов был рисковать жизнью из-за женщины. Которая никогда не будет принадлежать ему.
Уму непостижимо.
Элинор была так предельно ясна и логична, когда соглашалась с его доводами в отношении Лизетт. Это тоже было непонятно. Женщины должны язвить, рвать и метать, когда чувствуют, что любовь уплывает от них. Но с Элинор... ничего похожего. А Лизетт призналась ему этим утром, что любит его. Элинор никогда не говорила ему этого.
— Она не любит меня, — произнес он, когда Эстли приготовился уже покинуть комнату.
— Вы глупец, — печально произнес Эстли.
— Вы здесь вообще сторонний наблюдатель, — отрезал Леопольд.
— Да, она любит вас, я понял это. Я видел, как она на вас смотрит. Но вам это не важно, не так ли? У вас было время сделать свой выбор.
— Я не могу позволить себе жениться исходя из собственной прихоти...
— То же самое я говорил ей несколько лет тому назад, — отозвался Эстли, шагнув в коридор.
Элинор никогда не верила, что ей снова придется пережить тот кошмар, в который ее ввергла разлука с Гидеоном. Но сейчас она страдала во сто крат сильнее.
Герцог Гилнер вопреки ожиданиям согласился выдать свою дочь, леди Лизетт, за Вильерса. Он не пожелал заострить свое внимание на том, что у того уже шесть внебрачных детей. Сидя во главе стола он сказал:
— Полагаю, моя маленькая Лизетт уже сообщила вам, что не сможет выносить собственное дитя, так что все в порядке.
Элинор обвела взглядом всех, кроме Вильерса, сидевшего напротив через стол. Но даже из-под полуопущенных ресниц, она видела, что это был сюрприз. Лизетт явно не побеспокоилась сообщить об этом своему жениху, который, впрочем, быстро пришел в себя и спокойно кивнул, как если бы это было в порядке вещей.
Но это было не так. Он говорил Элинор, что хочет иметь законного наследника. Однако ей было слишком больно думать об этом, и она прогнала от себя эти мысли.
— Похоже, у нас двойной повод порадоваться, — сказала герцогиня. — У нас сразу две прекрасные пары.
Однако герцог Гилнер сдержанно воспринял ее сообщение, учитывая, что Ада, жена Гидеона, умерла.
«Прекрасный человек этот герцог Гилнер, — подумала Элинор. — Но слишком мягкосердечный. Не следовало давать так много воли Лизетт». Она вздохнула.
Энн пожала ее руку под столом в знак поддержки.
— Здорово она его окрутила, — прошептала Энн ей на ухо. И как отлично держится.
Элинор криво усмехнулась:
— Я рада, что ты со мной.
Энн приблизила губы к ее уху:
— Мы еще отомстим им, вот увидишь. У меня есть план.
И в этот самый момент Элинор явственно расслышала постукивание острых коготков по паркету. Сердце замерло у нее в груди. Невозможно... только бы это был не Ойстер!
Но это был именно он, это его коготки царапали сейчас паркет. Как он пробрался в парадный обеденный зал?
— О нет! — не выдержав, вскричала она.
Лизетт, сидевшая рядом с отцом, вскочила на стул и пронзительно завизжала.
Элинор попыталась поймать щенка, но не успела.
Ойстер прыгнул на стул к самым туфелькам Лизетт так проворно, словно у него выросли крылья.
— Он пытается укусить меня! — вопила Лизетт.
Энн позже вспоминала, что щенок с восторгом облизал ее туфлю и, казалось, хотел продолжать в том же духе.
Каковы бы ни были его намерения, но уже в следующую секунду Лизетт, преисполнившись отвращения, сгребла его в охапку и с силой, неожиданной для такой хрупкой леди; швырнула прочь от себя. Щенок перелетел через весь парадный стол и со стуком шмякнулся о стену, а потом, бездыханный, растянулся рядом.
Секунды текли очень медленно, как мед, капающий с ложки.
— Доченька! — вскричал вне себя герцог Гилнер.
Лизетт, остывая, испускала последние взвизги и дрожала.
Элинор, не помня себя, опустилась у стены возле распластанного палевого тельца щенка, прижимая к своим щекам его безжизненные толстые лапки. Он казался бездыханным. Она не знала, как сдвинуть его, чтобы не повредить.
Тогда Вильерс осторожно подложил свои широкие ладони под его шейку и тельце.
— Мы отнесем его в библиотеку, — сказал он, выпрямляясь.
Наверное, он все-таки глянул ненароком на Лизетт.
— И не смей смотреть на меня так! — выкрикнула она. — Ты не имеешь права так смотреть!
— Я не смотрю, — ответил Вильерс.
