Но она уже отошла, став недосягаемой.
– В тот момент это было лучшее, что пришло мне в голову. – Ее голос был тихим и напряженным. – И это сработало, ведь так? К тому же они находились далеко и не могли толком что-то рассмотреть. – И, точно мстя за обиду, она шлепнула ладонью по его поврежденной руке. – Нужно наложить на твою рану сухую повязку.
– Аккуратнее, Кент, – поморщился Коллиар и добавил: – Ну, если это доставит тебе радость, можешь извлечь из этих чертовых юбок пользу, разодрав их на бинты.
– Именно так я и сделаю. – Салли запустила руки под подол, и в следующее мгновение нижние юбки упали к ее стопам. Движением ноги она подбросила их в воздух, ловко поймала, после чего уселась на палубу рядом с ним и принялась распускать на длинные полосы. – Тебе придется снять свою фуфайку. – Салли стрельнула в него взглядом и добавила: – Только не воображай, будто я получала удовольствие, когда сидела на тебе верхом.
О господи… О себе Коллиар мог сказать как раз обратное. Ему было почти стыдно за низменную похоть, охватившую его при виде залезшей на него Салли. Почти… И он сердился на себя за то, что до этого сердился на нее. Он и понятия не имел, каких усилий стоило ей то представление.
– Я понимаю, Салли. И сожалею, что вверг нас в ситуацию, вынудившую тебя пойти на это.
Его извинение, похоже, смягчило ее, и она стала расправлять заготовленные полосы, меж тем как Дэвид, скрипя зубами, принялся осторожно стягивать через голову фуфайку.
При виде раны Салли болезненно втянула воздух и начала обматывать его руку свежей – вернее, условно свежей, учитывая их сегодняшние похождения, – полосой хлопковой ткани. – Вот незадача, – покачала она головой. – И как ты теперь сможешь выполнить свое обещание?
– Какое обещание?
– Такое… Ты пообещал, что если я помогу тебе сжечь Брест, ты займешься со мной любовью. – Салли перешла почти на шепот, но он расслышал каждое слово. – Зарево над городом видно даже отсюда.
Коллиар почувствовал, как в нем нарастает желание. И он стиснул челюсти, чтобы не зарычать, подобно одержимому инстинктами зверю.
Салли, сидевшая на палубе рядом с ним и озаренная лунным светом, выглядела неестественно чопорной, подстрекая его к использованию нерастраченного вожделения. И, конечно же, подстегивая себя саму. А вожделения в нем имелось в избытке… В отличие от нежности.
– Значит, игры с огнем не закончились? – Взяв лежащую под рукой веревку, Коллиар зафиксировал штурвал и повернулся к Салли. – Я уже наполовину готов, а тебе еще нужно скинуть свое облачение, прежде чем мы найдем самое мягкое место на палубе.
Он видел, как Салли охватывает возбуждение. Ее рот приоткрылся, дыхание участилось, грудь, вздымаясь и опадая, норовила выскочить из корсажа.
Она не колебалась ни единой лишней секунды. Но, вопреки его ожиданиям, потянула не за верхние тесемки, а за те, что на талии, и, шагнув назад, позволила юбкам соскользнуть вниз.
Салли стояла перед ним обнаженная снизу до пояса. Он так и полагал еще тогда, когда она оседлала его в лодке, что под подолом у нее ничего нет. И мысль об этом не покидала его и после, когда они плыли по реке и пересекали бухту.
Но теперь ему не нужно было фантазировать. Он мог созерцать ее длинные обнаженные ноги и огненный треугольник между бедер. Салли меж тем, словно бросая ему вызов, дернула за тесемки корсажа и, скинув его, швырнула на скомканные юбки. А затем, поддев кучку своего женского облачения ногой, отправила все это за борт.
К тому моменту, когда ее одежда коснулась поверхности воды, Коллиар уже успел стянуть штаны, после чего подхватил Салли и опустил ее на палубу.
Она смело пошла на контакт, не проявляя ни малейшей робости, и обвила его ногами словно сильная и гибкая виноградная лоза. Когда он уложил ее на спину, она была уже открыта для него, и все, что ему оставалось сделать, это погрузить свое затвердевшее естество в ее жаркое лоно.
Ему даже пришлось прикрыть глаза, чтобы притупить это мучительное наслаждение от ощущения ее под собой и себя внутри нее.
От легкого товарищеского духа их первой близости не осталось и следа. На смену пришло нечто более горячее, яростное, страстное. Гораздо более чувственное. То, что заставляло Салли сцепиться лодыжками за спиной Дэвида и буквально вталкивать его в себя с такой силой, что им обоим едва хватало дыхания.
Все это проистекало от еще неизжитых страхов и переживаний сегодняшней ночи. От физического напряжения и эмоционального изнурения. Дэвид жадно целовал Салли, глубоко запуская язык ей в рот, и ему не надо было ни о чем думать – он уже не испытывал тех страхов и тревог, которые скручивали его внутренности в тугой узел. Ему не нужно было задумываться о том, какое значение приобрела для него Салли Кент, насколько дорога и необходима она ему стала.
Поэтому он отдавал себя во власть вожделения, накрывающего его подобно приближающейся буре, и приветствовал ту страсть, что кипела в Салли, заставляя ее кусать ему губы и царапать плечи.
Дэвид целовал ее с такой же животной страстью, вталкивая язык в ее открытый рот, где он сплетался с ее языком.
Ни удивления, ни изумления уже не было. Осталось лишь неистовое трение их тел, откровенное и неутолимое желание. Его кожа буквально пылала и как будто все туже обтягивала кости, а губы, казалось, вот-вот лопнут от обжигающих поцелуев Салли. И тем не менее он желал большего.
Дэвиду хотелось исторгнуть из себя остатки страха, вернуться к прежнему самоощущению, и в то же время оставаться здесь, где его тело сплеталось с телом Салли. Хотелось созерцать ее и в полной мере использовать оставшиеся у них часы, растворяясь в этом вибрирующем блаженстве.
Коллиар перевернулся на спину и усадил Салли на себя, чтобы иметь возможность раскинуть ей волосы и пропустить их меж пальцами. Они были как темно-красная шелковая завеса, источавшая запах гари и дыма.
Потянув Салли за голову, он привлек ее губы к своим губам, не в силах насытиться их сладостью и надеясь поцелуями изгнать из себя остатки тревоги. Потому что иначе эта тревога просто съест его.
* * *Салли оторвалась от губ Коллиара, буквально терзающих ее губы. Хватая ртом воздух, она пыталась уцепиться за остатки здравомыслия. Нестерпимый голод и потребность смешивали мысли, превращая ее в одно сплошное первобытное чувство, пока границы ее существа не стали размываться и сливаться с сущностью Дэвида, так что вскоре Салли уже не различала, где кончается она сама и начинается он.
То, что она сидела на Коллиаре верхом, не создавало ощущения ни физической, ни эмоциональной отдаленности. Наоборот, это вносило столь сильный прилив наслаждения, что казалось, оно разорвет ее на части. Вспышка блаженства была такой ослепительной, что Салли просто не могла удержаться от крика. И ухватившись за плечи Коллиара, чтобы сохранить равновесие, она продолжила двигать бедрами, пытаясь погасить жадное пламя, которое лишь еще больше распалялось с каждым толчком.
