– Конечно.
– И еще одна просьба.
Она посмотрела вопросительно.
– Кажется, мне необходим компресс. И что-нибудь крепкое внутрь.
Предстояло нелегкое возвращение в Билтмор-Холл. Дафна с трудом уговорила Бенджамина принять помощь: вниз по лестнице несколько слуг несли его на самодельных носилках. Однако, едва оказавшись на первом этаже, граф заявил, что дальше пойдет сам, и действительно добрался до экипажа, опираясь только на трость. Судя по холодному поту на лбу, упражнение далось нелегко.
Едва раненый устроился в экипаже, миссис Парфит протянула фляжку.
– Это на случай острой боли.
– Как вы догадались? – Широкая благодарная улыбка заставила экономку покраснеть.
– Жаль, что больше ничем не могу помочь.
– Не волнуйтесь, я обо всем позабочусь, – заверила Дафна. – Надеюсь, что здоровье лорда Чарлтона пойдет на поправку. Обязательно пришлю ему травяной сбор для укрепления памяти.
– Спасибо. А можно попросить вас принять в расчет и меня?
– Разумеется. – Дафна улыбнулась. День выдался ужасным, но, что ни говори, барон пришел в сознание. Да и Бенджамин стоически вынес жестокое нападение Хэллоуза. Этот человек испытывал удовольствие, причиняя другим страдания, – и физические, и нравственные.
Следующей жертвой скорее всего окажется она.
Возница убедился, что господа устроились удобно: граф полулежал на мягких подушках, а больную ногу поддерживала доска, перекинутая с одного сиденья на другое.
– Поедем медленно и осторожно, милорд.
– Главное, постарайся не измерять колесами глубину всех ям отсюда до Билтмор-Холла, хорошо?
– Как прикажете, милорд. – Возница ухмыльнулся и закрыл дверь кареты.
Как только они остались наедине, Дафна нетерпеливо обняла любимого.
– Какое счастье, что все закончилось! Сможешь ли ты меня простить? Нельзя было сюда приезжать!
Лорд Фоксберн развязал под ее подбородком бант, снял шляпу и сжал ладонями бледное, встревоженное лицо.
– Ты же помогла Чарлтону. О чем еще говорить?
В эту минуту он выглядел необыкновенно красивым. Синие, глубокие, как горные озера, глаза окаймляли густые ресницы, а темная щетина на подбородке придавала облику романтическую дикость.
– Скорее помог ты – ведь ты открыл окно. А главное, он все еще очень болен и слаб. Но человеческий дух способен творить чудеса. Барон успешно борется за жизнь. Главное сейчас – вовремя ему помочь.
Бенджамин недоверчиво прищурился.
– Спасибо за то, что защитил меня, – продолжала Дафна. – Ты мог бы этого и не делать, но поступил благородно. Прижал Хэллоуза к стене и наверняка заставил бы просить пощады, если бы ему не пришло в голову стукнуть по больной ноге. О, как я разозлилась! Была готова…
Бенджамин накрыл ее губы своими и принялся нежно целовать, наслаждаясь каждым бережным прикосновением, каждым легким дыханием, каждым едва заметным движением языка. А когда отстранился, Дафна забыла, что собиралась сказать.
Он ласково провел пальцем по ее щеке.
– Жалею, что плохо тебя защищал и что не сумел спасти портрет, хотя и не считаю, что он безвозвратно потерян. Но разве после этого случая не стало ясно, что тебе необходим тот, кто сможет позаботиться по-настоящему?
Дафна вспыхнула.
– Ты позаботился.
– Нет. Пытался, но потерпел позорное поражение.
– И все-таки пол забрызган его кровью.
– С радостью заменил бы ее своей, лишь бы получить желанный трофей.
– Что за глупости! Моя репутация недостойна подобной жертвы.
– Не знаю, как насчет репутации, но ты достойна всего на свете.
Дафна давно мечтала услышать исполненные чувства, искренние слова – и вот сейчас, когда эти слова наконец прозвучали, похолодела… потому что они показались прощанием.
– Как только вернемся в Билтмор-Холл, сразу приготовлю компресс и передам его с экономкой. Может быть, поздно вечером удастся проскользнуть в твою комнату и проверить, все ли в порядке. Сделать небольшой массаж. Учти, что завтра будет гораздо хуже, чем сегодня.
– Дафна.
– Да?
– Нельзя рисковать и приходить ко мне.
– Но я завтра уезжаю.
– Знаю. Я тоже вернусь в Лондон, как только смогу. – Граф сморщился и посмотрел на ногу. – И сразу выясню, каким образом Хэллоуз собирается продать портрет.
Неужели он до сих пор ничего не понял?
– Меня беспокоит не столько портрет, сколько… мы.
– Глубоко сожалею, если ввел тебя в заблуждение, но совместного будущего у нас нет.
Дафна окаменела. Открыла рот, но не смогла произнести ни звука.
– Той ночью, в библиотеке, я был неправ, когда сказал, что жизнь полна неразберихи, трудностей и боли. В твоей жизни ничего подобного быть не должно. Но, если свяжешь свою судьбу с моей, ты получишь полный набор тяжких испытаний. Я не в состоянии дать тебе того счастья, которое ты заслуживаешь…
– Счастье? Разве можно измерить его количество? – перебила Дафна. – Мне безразлично, будет ли моя жизнь называться счастливой или как-то иначе.
– Даже если сейчас тебе так кажется, мне небезразлично. Я не вынесу твоего презрения и не имею права испытывать твое терпение.
– Но то, что произошло совсем недавно, в спальне лорда Чарлтона, свидетельствует о твоих чувствах.
– Не стану отрицать.
– И все же ты готов уйти и оставить меня из страха, что когда-нибудь моя любовь иссякнет? – Случайное признание вырвалось неожиданно, само собой. Что ж, пусть так. Пусть откровенные слова послужат последним, самым веским доводом. – Я люблю тебя, Бен. Никто другой мне не нужен.
– Подожди несколько месяцев. Даже несколько недель! Непременно встретится тот, кто сможет подарить тебе прекрасную жизнь, прекрасных детей.
Как он посмел сказать такое? Захотелось схватить его, встряхнуть, заставить одуматься.
– А что станет с тобой?
Граф пожал плечами.
– Побреду по жизни дальше… так же, как до нашей встречи. Один.
– Значит… это прощание?
Лорд Фоксберн крепко сжал губы и коротко кивнул.
– Во что бы то ни стало сдержу слово и добуду портрет… или погибну.
– О, прошу тебя! Даже не шути так. Портрет – сущий пустяк.
– А как же твоя репутация? Доброе имя твоей семьи? Все это тоже пустяки?
– А что, разве не так?
– И ты готова отказаться от родных?
Она вздохнула.
– Не знаю. Зато уверена, что не хочу, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое. Даже если ты не разделяешь моих чувств.
