— Он имеет в виду причинить тебе неприятности. И, если ты не заткнешь свой прелестный ротик, ты этого добьешься.
— Мне не нравится твоя новая манера. Ты не должен разговаривать со мной так, словно я какая-то…
— Продажная девка? — подсказал Тайрон со злым юмором. — Но мы говорили о Макклоде. Насколько я понимаю, вас интересует этот человек?
— Да, я…
— Не будь дурой! — зашипел Эдуардо. Он обернулся к Тайрону, на его лице была такая ярость, которая могла подтолкнуть его друга на такие действия, о которых один из них будет жалеть до конца своих дней. — Ты вынуждаешь меня зайти слишком далеко.
Тайрон кивнул, его глаза сверкнули под приспущенными веками.
— В любое время, амиго. Я всегда к твоим услугам. — Он демонстративно обратился к Филадельфии. — Я могу помочь вам найти Макклода. Эдуардо говорил мне, что, по вашим сведениям, он живет в Новом Орлеане. Если вы захотите, я даже могу отвезти вас туда.
Эдуардо встал, резко оттолкнул стул и взял Филадельфию за руку.
— Пойдем отсюда! Немедленно!
Филадельфия с упрямством засопротивлялась его железной хватке. Она вызывающе посмотрела на него.
— Ты повезешь меня в Новый Орлеан?
Он отрицательно мотнул головой.
— Нет!
Она посмотрела на Тайрона и поняла, что он наслаждается каждым мигом трудного положения, в котором оказался Эдуардо, но не могла забыть клятву, которую дала над еще неостывшей могилой отца.
— Вы отвезете меня в Новый Орлеан? Клянетесь?
Тайрон кивнул.
— Я буду готова к вечеру.
Она почувствовала, как рука Эдуардо отпустила ее, но когда она взглянула на него, то поняла, что такого выражения лица у него она еще не видела. На его лице была злость, ущемленная гордость и жалость, но она увидела и нечто совершенно новое. На его красивом лице появился страх, всеобъемлющий, ужасный. На какое-то мгновение он позволил ей заглянуть в его душу и увидеть нечто, чего она никогда раньше не видела. Но это выражение тут же сменилось холодным презрением.
— Где еще найдется такой дурак, как я!
Он повернулся и пошел прочь, а она поняла то, чего не понимала еще секунду назад. Он прощался с ней.
Филадельфия хотела встать, но железные пальцы Тайрона схватили ее за руку, не давая подняться.
— Я не стал бы этого делать. Я и раньше видывал его в таком состоянии. Вам лучше на некоторое время оставить его одного с его мыслями.
Он слегка удивился силе ненависти во взгляде, которым она посмотрела на него, но быстро понял, какая страстная натура скрывается под этой благопристойной внешностью. И, в самом деле, чем больше он смотрел на нее, тем больше она его заинтриговывала и тем больше он начинал понимать увлечение Тавареса. Она вонзила свои когти в этого бразильца раз и навсегда. Это его счастье, что она слишком наивна, чтобы осознавать масштабы своего преимущества. А это, в свою очередь, дает Тайрону некоторые шансы.
Он неторопливо отпустил ее руку, его длинные пальцы задержались на ее запястье.
— Я имел в виду именно то, что сказал о том, чтобы отвезти вас в Новый Орлеан. Я готов возместить вам все, что обещал вам Таварес.
— Я могу оплатить свою дорогу. Я прошу только вашей защиты, мистер Тайрон. Вот и все.
— Возникает одна маленькая проблема. — Он откинулся на спинку стула и улыбнулся. — Похоже, что вы нанимаете меня. Но вы не спросили, какова будет цена моих услуг?
Она уже прекрасно знала, что не следует давать ему повод называть эту цену. Она соображала так быстро, как никогда в жизни, и вроде бы беззаботно сказала:
— Вы говорили, что ищете Макклода, однако вы не знали, что он живет в Новом Орлеане, пока вам об этом не сказал Эдуардо. Но это бессмысленно, если он изменил фамилию, а вы не знаете, как он выглядит. Я полагаю, что вы повезете меня в Новый Орлеан, потому что я обладаю кое-чем, что вам нужно.
— И что же мне от вас нужно?
— Опознание. Я знаю, как выглядит Макклод.
Ее слова так потрясли его, что он позволил ей подняться и уйти, не сделав ни одного движения, чтобы воспрепятствовать ей. Он в ошеломлении смотрел, как она прошла по колоссальному ресторанном залу, ее юбки соблазнительно шуршали, заставив его испытать откровенную похоть. Пока он оценивал ее как противника, то не понимал, что она знает, чего он стоит. Она упустила только одно — его намерение навсегда оторвать ее от своего друга. Она согласилась поехать с Тайроном в Новый Орлеан. Эдуардо слышал, как она заявила об этом по собственной воле. Раз уж Тайрон соблазнил — а у Эдуардо достанет времени, чтобы поостыть, — то он уверен, что Эдуардо вынужден будет признать то, что Тайрон давно знал о женщинах, — худшим из них можно верить не больше, чем уличным кошкам, а остальные настолько непостоянны, что им нельзя доверять мужское сердце.
Он откинул голову, разразившись хохотом, заставившим повернуть головы всех, сидевших за соседними столиками, а старшего официанта поспешить через весь зал, чтобы выяснить причину смятения.
Новый Орлеан, август 1875Филадельфия внезапно проснулась от криков. Сердце ее трепыхалось. Кто звал ее? Эдуардо? Какое-то мгновение Филадельфия не могла понять, где находится. Она лежала на большой кровати под балдахином, завешенной сеткой против москитов, затруднявшей ей видимость. Потом она вспомнила, и острая боль пронзила ее. Она была не в Саратоге и не в Бельмонте. Темная голова Эдуардо не лежала рядом с ней на подушке. Она была в Новом Орлеане, с Тайроном.
Они приехали в город накануне вечером, после недельного путешествия поездом от Нью-Йорка до Сент-Луиса, а потом на колесном пароходе вниз по Миссисипи. Не спросив ее согласия, он привез ее в свой дом. А она слишком устала, чтобы протестовать, прошла сразу в отведенную ей комнату и свалилась в постель.
Прошло более недели с тех пор, как Эдуардо упаковал свои вещи и ночью покинул отель «Гранд Юнион», не сказав ей ни слова и даже не оставив записки. Она до полудня сидела на постели, раздираемая яростью и болью, когда появился Тайрон. Он спокойно встретил известие об отъезде Эдуардо, но, судя по вопросам, которые он задавал, она заподозрила, что он тоже не знает, куда уехал Эдуардо и что собирается делать дальше.
Филадельфия резко поднялась, поняв, что крики раздаются за пределами ее комнаты, и раздвинула сетку от москитов. Простота комнаты была в разительном контрасте с роскошной полированной мебелью. В утреннем свете белые стены были такими же безупречно чистыми, как и накрахмаленные простыни, на которых она спала.
Кто там кричал и кому? Она проворно сунула ноги в ночные туфли, накинула поверх тонкой ночной рубашки пеньюар и пробежала по великолепно отполированному полу. Открыв высокие, до потолка, двери своей спальни, она вышла на галерею — в мир, который она никогда раньше не видела.
