– Мадам, остановитесь!
Этот хриплый, явно приглушенный голос раздался совсем рядом со мной. Я остановилась. Слева от меня вырисовывался расплывчатый абрис какой-то фигуры – настолько расплывчатый, что я ничего не могла разглядеть.
– Вас зовут Алина, не так ли?
– Да, – сказала я, немного успокоившись: было ясно, что незнакомец не собирается на меня нападать.
– Мне все равно, настоящее это имя или нет. Я-то знаю, что вы переодетая аристократка. Знаю потому, что послала меня к вам королева. Она сказала, что написала вам обо мне.
– Да, написала. – Но точно ли об этом человеке? И кто он такой, в конце концов? До сих пор я смогла заметить только тусклое поблескивание какой-то медали на груди у незнакомца.
Он предвидел мои вопросы:
– Мое имя Тулан, мадам, Блез Тулан. Вы видели меня сегодня, когда приносили королеве завтрак. Я тот самый офицер, что сидел за дверью и в самую нужную минуту вышел покурить, забрав с собой и гвардейца Тресетена, чтобы вы могли спокойно поговорить с королевой.
Теперь я вспомнила, что на груди того офицера, выбранного Коммуной стеречь Марию Антуанетту, тоже была медаль. Медаль за взятие Тюильри… Что, Савл превратился в Павла?
– Вы хотите доказательств? Вот вам доказательства!
Он вложил мне в руку два каких-то предмета. Это был какой-то массивный перстень и, кажется, ладанка, но из-за темноты я ничего не могла толком разглядеть.
– Что это? – спросила я после недолгой паузы.
– Пройдите к фонарю, и вы поймете.
Я решительно зашагала к фонарю. С помощью этого жалкого тусклого освещения я различила королевской вензель на перстне.
– Да это же перстень Людовика XVI!
Теперь я верила Тулану безгранично. Ведь я знала от Батца, что все вещи, принадлежавшие казненному королю, были изъяты и опечатаны Коммуной – на волю не попало ни перчатки, ни лоскутка одежды, ничего, что могло бы стать символом для роялистов. А этим перстнем покойный король запечатывал свои письма…
– А ладанка? Что в ладанке?
– Откройте ее, мадам.
Там была прядь волос. Я вопросительно посмотрела на Тулана.
– Эти вещи его величество в ночь перед казнью завещал передать королеве, – произнес он. – Но Коммуна это запретила. Вещи были опечатаны. Я взломал печати и передал эти реликвии королеве. Но она сказала мне: «Тулан, меня часто обыскивают, а эти вещи не должны попасть в руки революционеров. Забери их и передай в руки той женщине, к которой я тебя посылаю». То есть вам, мадам.
Он рисковал жизнью, взламывая эти печати, проявлял неслыханную дерзость и говорил об этом так просто! Я все же никак не могла понять, как он, участник штурма Тюильри и испытанный революционер, мог стать таким приверженцем Марии Антуанетты. Впрочем, Евангелие знает подобные примеры…
– Пойдемте, – сказала я горячо, хватая Тулана за руку. – Пойдемте найдем извозчика. Я отвезу вас… Отвезу туда, где вам скажут, как распорядиться своими силами.
Барон Батц узнал о Блезе Тулане уже в этот вечер.
2Меня больше не допускали к Марии Антуанетте. Каждый день утром я являлась в Тампль, работала на кухне, выслушивая брань и придирки мэтра Ганье, и вскоре познала все тонкости приготовления пищи. Но дальше кухни я и шагу не смела ступить. Гражданка Тизон больше не цеплялась ко мне с подозрениями, но я чувствовала, что нахожусь под наблюдением – постоянным и неусыпным.
Честно говоря, я не знала, зачем необходимо мое присутствие в Тампле. Барон получил надежного человека – Тулана, причем последний был куда более надежен, чем я. Даже Тизон доверяла Тулану. Как же, горячий санкюлот, первый враг Марии Антуанетты, донимающий ее грубыми злыми шутками при любой возможности! На самом деле эта грубость лишь скрывала истинное положение дел. Уже в октябре, прослужив в Тампле всего два месяца, Тулан полностью перешел на сторону королевы. Так что теперь Батц мог почти беспрепятственно связываться с Марией Антуанеттой и получать от нее письма, в том числе и написанные обыкновенными чернилами, так как никому в голову не приходило обыскивать Тулана.
Так зачем была нужна я, если учесть, что королевы я не видела и ко мне, как к новенькой, относились с подозрением?
Этого я не понимала, а барон де Батц не удостаивал меня объяснениями на этот счет. Его ответ был прост: «Вы будете делать то, что скажут, иначе я не то что пропуска вам не дам, но и сдам вас в Комитет общей безопасности».
Я ненавидела Батца. Ненавидела, пожалуй, так, как никого на свете. Не потому, что должна помогать королеве. А потому, что он пользовался моим бессилием, моим безвыходным положением – пользовался самым гнусным образом. Я была готова поклясться, что отомщу ему, если бы сама не понимала смехотворность таких клятв. Что я могу – аристократка, враг народа, «бывшая», наконец, «подозрительная»?
Тем временем сети, раскинутые бароном, окутывали Тампль все плотнее, и заговор проникал в глубь замка, соблазнял, отравлял души охранников обещаниями щедрого золотого дождя. Уже весь Париж шептался о том, что королева будет похищена и что человек, который похитит королеву, якобы бросил клич: «Миллион – каждому, кто спасет Марию Антуанетту».
Миллион! Слухи об этой громадной сумме достигали ушей солдат и офицеров Тампля, и, сколь бы неподкупны они ни были, их фантазия разыгрывалась не на шутку. Миллион! Что можно сделать, имея в кармане миллион, как можно жить? И вся эта великолепная жизнь может стать наградой за жалкую услугу: в нужный момент закрыть глаза и ничего не видеть! Эти мысли теснились в голове каждого, кто имел отношение к Тамплю… И когда появлялся человек, смело предлагающий этот самый фантастический миллион, все шло как по маслу… Коррупция проникла в замок робко и коварно, под покровом ночи, но в самом Тампле расцвела пышным цветом, не стесняясь почти ничего.
Уже 9 февраля, спустя неделю после моего первого появления в замке, барон де Батц пожаловал туда собственной персоной. Это событие было достойно любого авантюрного романа. Каждый вечер в Тампль приходил истопник и фонарщик. Он был пьяница, и за бутылку-другую вина был готов на все. Тулан встретился с ним в трактире за стаканом водки и, начав разговор издалека, постепенно дошел до того, что одного его, Тулана, друга очень интересует замок Тампль. Настолько интересует, что он готов заплатить кругленькую сумму, лишь бы удовлетворить этот интерес… Истопнику было безразлично, почему этот интерес так огромен. За деньги он легко согласился на то, чтобы вечером 9 февраля не ходить в Тампль, а свою одежду фонарщика отдать Тулану. Так и случилось.
Барон де Батц, переодевшись истопником, в тот же вечер проник в замок. С самым глубокомысленным видом он осмотрел все фонари Тампля, а затем, опустив на лицо капюшон, пробрался в комнаты королевы, дофина и принцесс, якобы проверяя, как действуют дымоходы и камины. Королева и та ничего не подозревала. Тизон зорко следила за всеми действиями Батца и была, видимо, недовольна тем, что он так долго находится в комнатах узников Тампля.
