Теперь Габби поняла, почему ее подруга Элизабет, со своим почти гениальным аналитическим умом, откладывая в сторону мистические детективы, психологические триллеры и ужасы, предпочитала исключительно женские романы. Потому что, ей-богу, открывая одну из этих наивных книг, каждая женщина имела твердую гарантию, что в конце ее ожидает хеппи-энд и герои будут «жить долго и счастливо». И несмотря на то что мир за пределами книги мог приносить беды, разочарования и одиночество, под обложкой он был просто чудесен.
Габби сердито взглянула на Адама. Он пристально смотрел на нее.
– Что?! – выкрикнула она, не собираясь показывать свое раздражение, но чувствуя его.
Он мягко ответил:
– Ты же не влюбишься в меня, ирландка?
Уставившись прямо перед собой на дорогу, Габби стиснула зубы, не смея заговорить; ее сердце сжалось от переполнявших ее чувств, и она готова была вот-вот взорваться. Она пробормотала несколько слов, от которых Грэм содрогнулась бы, если б услышала их.
– Почему ты все время об этом спрашиваешь?! – наконец взорвалась Габби. – Я не могу постоянно это слышать. Ведь я у тебя такое не спрашиваю? Я когда-нибудь спрашивала у тебя такое? Это звучит так снисходительно, как будто ты меня предупреждаешь или что-то в этом роде, как будто говоришь: «Не влюбляйся в меня, ирландка, беспомощная ты, слабая, жалкая женщина», и что еще за чертова «ирландка»? Ты не можешь называть меня по имени? Или это такое безличностное обращение? Которое как будто отдаляет тебя от данного момента, делает меня менее похожей на человека, наделенного чувствами? Да будет вам известно, о самовлюбленный, властный, тупоголовый, скрытный принц, имя которому «Никогда не задавай мне вопросов, потому что я ни за кой черт не стану на них отвечать, простая ты смертная», что в колледже я неплохо изучила психологию и знаю кое-что относительно тех мужчин, которых трудно назвать людьми. И если бы я даже собиралась влюбиться в тебя – а я могу тебе сказать, что это не так, потому что это предполагает какое-то продолжительное действие, событие, которое происходит в реальном времени, здесь и сейчас...
Габби вдруг замолчала, боясь сказать лишнее. Она была слишком оскорблена и неуверенна в себе и в нем, чтобы продолжать.
Она вдохнула. Сердито сдула челку с лица.
Минуты медленно тянулись, а Адам молчал.
Отчеканивая каждое слово, Габби проговорила:
– Почему Морганна не приняла эликсир бессмертия? Мне нужно, чтобы ты ответил.
Воцарилась тишина. Габби старалась не смотреть в его сторону.
– Потому что бессмертие, – наконец медленно произнес Адам, как будто каждое слово причиняло ему гораздо большую боль, чем она могла предположить, – и бессмертная душа несовместимы. Ты не можешь иметь и то, и другое.
Габби вздрогнула и с ужасом посмотрела на него.
Он ударил кулаком по бардачку. Пластик проломился, и его рука прошла внутрь. Кусочек крышки какое-то время болтался на одной петле, а потом упал на пол. Губы Адама скривились в горькой ухмылке:
– Что, не такого ответа ты ожидала?
– Ты хочешь сказать, что, если бы Морганна его приняла, она бы лишилась своей бессмертной души? – с трудом дыша, спросила Габби.
– А Дэррок считает, что люди недостаточно сообразительны. – В его голосе слышался мрачный сарказм.
– Так... э-э-э... но... я не понимаю. Как? То есть человек должен отдать ее, или как?
– Вокруг каждого человека есть аура, которую мы способны видеть, – скучным голосом проговорил он. – Бессмертная душа излучает сквозь нее свет, от которого она сияет золотом. Когда человек принимает эликсир бессмертия, душа начинает постепенно угасать, пока не исчезнет совсем.
Габби моргнула.
– Я излучаю золотое сияние? Что, прямо сейчас, когда сижу вот здесь?
У него вырвался печальный смешок.
– Более яркое, чем большинство других людей.
– О... – Габби замолчала, собираясь с мыслями. – Так они меняются, те, кто его примет?
– Да. Они меняются.
– Ясно.
Голос Адама звучал бесстрастно, и это вызвало у нее какое-то неприятное чувство. Она вдруг поняла, что совсем не хочет знать, как именно они меняются. И подозревала, что ответ ей очень не понравится.
– Значит, то, что сказано в «Книгах» – будто у Туата-Де нет души, – это правда?
– В твоих «Книгах» многое правда, – холодно сказал Адам. – И ты это знаешь. Ты знала об этом, когда стала моей любовницей. И все же ты меня не отвергла.
– У тебя действительно нет души? – Из всего, что он ей рассказал, самым непостижимым ей казалось именно это. Почему? Она не могла не думать об этом, даже теперь, когда знала его. Существа, у которых нет души... злые, не так ли? Но Адам ведь не злой. Он хороший. Лучше многих других – если не всех, кого она знает.
– Нет. Никакой души, Габриель. Это я, Адам Блэк, бездушное, ужасное Существо с радужными глазами.
Ой! Когда-то она ему это говорила. Кажется, целая вечность прошла с тех пор. Габби долго смотрела в туман, автоматически управляя машиной. И она бы больше ничего не спрашивала, но ей вдруг стало казаться, что, возможно, Туата-Де не так уж сильно отличаются от людей, и она не сдержалась. Она хотела знать, насколько они отличаются. С кем она имеет дело.
– А сердце? У Туата-Де есть сердце?
– Отсутствует даже какой-либо его психологический эквивалент, – ответил Адам монотонным голосом.
– О! – Выяснив, как сильно ошибались «Книги», Габби практически полностью выбросила все их сведения из головы, избавившись от многих своих предубеждений. Но оказывается, многое в них было правдой. Очень многое. Они продолжали путь в абсолютной тишине.
«Ты ведь не влюбишься в меня, ирландка?» – спросил он.
И она содрогнулась, потому что как раз в этом-то и была проблема. Она уже влюбилась. В прошедшем времени. Она была безнадежно в него влюблена. И мечтала об их совместном будущем, продумывая все до мельчайших и интимнейших деталей.
Гвен и Хло были абсолютно правы, и Габби сама это знала, даже тогда. Просто не хотела это признать. Как боялась признать, что причиной, по которой она так сильно хотела выведать, почему Морганна отказалась принять эликсир, была ее тайная надежда на то, что Адам тоже в нее влюбится, она сможет стать бессмертной и они будут любить друг друга вечно. Смогут «жить долго и счастливо». Но она была не глупа. С тех пор как он рассказал ей, что Морганна не использовала возможность жить вечно, Габби ожидала какого-то подвоха. Только не знала, насколько велик этот подвох.
«Бессмертие и бессмертная душа несовместимы».
Хотя Габби никогда не считала себя особенно религиозным человеком, она была глубоко духовна и душу считала чем-то вроде... священной сущности человека, отпечатком его индивидуальности, потенциальным источником его добродетели, любви. Она могла возрождаться снова и снова, давая возможность развития, эволюции. Душа была внутренним Богом, дыханием Господа.
