— Прошу прощения. Полагаю, вам следует проводить ее в синюю гостиную, — проговорила Мэдлин. — Мне стало любопытно, не говоря уже об остальном.
— Очень хорошо, мадам.
Ответ Хьюберта прозвучал несколько натянуто.
Она осторожно перевернула рисунок, лежащий на письменном столе Колина, вниз изображением, чтобы его никто не смог увидеть. Подняла руку, чтобы поправить волосы, решила, что любая посетительница, которая объявила о себе таким образом, вероятно, безразлична к состоянию прически хозяйки, встала и пошла встретить свою таинственную гостью.
Два шага в гостиную — и она остановилась, не в силах отвести взгляд от высокой женщины с волосами интересного оттенка, колеблющегося между рыжим и каштановым; женщина рассматривала портрет над камином, на котором был изображен прадед Колина.
Мэдлин сказала неуверенно, потому что посетительница показалась ей знакомой, но она не могла вспомнить ее имени:
— Добрый день.
— Лицо хорошее, — сказала женщина в качестве приветствия, — но все тело взято неправильно. Видите, какая у него длинная шея, несмотря на гофрированный воротник, и рука лежит на шпаге совершенно неестественно?
— Никогда не думала об этом, — откровенно призналась Мэдлин.
Это заставило гостью обернуться, и Мэдлин с легким потрясением поняла, почему женщина показалась ей такой знакомой. Даже если отставить в сторону выступающие высокие скулы и прямой нос, эти серебристо-серые глаза нельзя было не узнать. Быть может, их затеняли темные женственные ресницы, но то были глаза Люка, и кто бы ни была посетительница, они с Люком явно состоят в очень близком родстве. Женщина миновала первый расцвет молодости, но осталась очень красивой.
— Я Регина. А вы Мэдлин.
Неформально по меньшей мере. Мэдлин кашлянула, и ей удалось выговорить ровным голосом:
— Рада с вами познакомиться.
— Вы получили мой подарок?
Женщина улыбнулась. Она была одета элегантно и интересно — полуботинки и муаровое платье темно-зеленого оттенка, который подходил к ее волосам.
— Подарок? — переспросила сбитая с толку Мэдлин.
Не дожидаясь приглашения, Регина выбрала диванчик и села на него изящным кошачьим движением.
— Набросок. Я решила, что он очень неплох. У вас красивый костяк. Теперь, когда я вижу вас вблизи, мне кажется, что я отдала вам должное, хотя и изучала вас издали.
— Изучали меня?
— Театральные бинокли — вещь полезная.
Никогда еще в этой гостиной не вели такого причудливого разговора. Но Мэдлин невероятно обрадовалась, что рисунок прислал не Фитч, и улыбнулась.
— Это вы нарисовали?
— Конечно. Я художница.
— Да, пожалуй, это гак, если вы сделали этот набросок. Он… замечательный. — Мэдлин села в кресло напротив и устремила взгляд па свою необычную гостью. — Благодарю вас. Только я не понимаю, как вы могли…
— Вообразить вас обнаженной? — Регина рассмеялась, ее серые глаза лучились весельем. — Я видела вас с Люком в опере. Одежда — это просто прикрасы.
Люк. Как легко она это сказала. Если бы не необыкновенное сходство, Мэдлин могла бы почувствовать ревность.
— Вам следовало присоединиться к нам.
— Не думаю. — Регина скривила губы. — Ваша матушка упала бы в обморок. Обычно в свете меня не принимают. Это скорее дело выбора, чем происхождения, но оно тоже имеет значение, конечно. Вы знаете, кто я?
— Нет.
Она почувствовала облегчение, что смогла так сказать.
— Старшая сестра Люка. На самом деле — сестра наполовину. Родилась задолго до брака, но не при лучших обстоятельствах. Я не то что привожу в замешательство семейство Доде, но что-то в этом роде. Если бы я была немного менее эксцентрична, то могла бы лучше ладить с ними, но поскольку это не так, на меня там смотрят как на своего рода странноватую тетушку, с которой вам никогда не захочется сидеть рядом за обеденным столом.
Мэдлин заморгала, услышав такое откровенное признание.
— Понимаю.
— По-моему, все боятся, что я могу сказать или сделать что-то этакое. Ну, скажем… — рыжая бровь взметнулась вверх, — нарисовать любовницу брата в обнаженном виде. Вы не возражаете, что я пришла к вам без приглашения?
— Конечно, нет.
— Это вежливость и политичность или правда?
— Это правда. — Мэдлин говорила вполне серьезно. Ей предоставили приятную возможность бросить взгляд на часть жизни Люка, о которой она ничего не знала. — Прошу вас, останьтесь. Хотите, я велю подать чаю, или вы предпочитаете шерри?
— Вас на удивление трудно шокировать, леди Бруэр. Мне это нравится.
— Моя жизнь в настоящее время идет не совсем консервативным и приемлемым курсом, — пробормотала Мэдлин, тщательно выбирая каждое слово. — В моем положении не следует бросать косые взгляды на кого бы то ни было. Насколько я поняла, это не Люк послал вас сюда.
— Конечно, нет. Он, может быть, даже разозлится на меня. — Регина откинулась на спинку диванчика и усмехнулась. Беззаботное выражение придало ее и без того красивому лицу неотразимое очарование. — К счастью, хотя он терпеть не может вмешательства в его жизнь, он очень быстро перестает злиться. Вам это известно?
Мэдлин не смогла не рассмеяться.
— Нет. Чего еще я не знаю?
— Уверена, что очень многого. У моего брата есть свои тайны, но вряд ли я выдаю что-то такое, чего вы уже не предположили.
— Он открывает только то, что хочет открыть, а это не так уж много, признаюсь.
— Да. — Регина окинула ее оценивающим взглядом. — Думаю, мы с вами поладим. Скажите, вы его любите?
На этот раз, услышав вопрос на такую личную тему при таком коротком знакомстве, Мэдлин все таки лишилась дара речи. Она не была уверена, что ответила бы даже своей матери, если бы та задала ей такой вопрос. Она сидела, чувствуя себя совершенно беспомощной.
— Вы должны его любить, — сказала Регина Доде философским тоном. — Я думала об этом. Это нетипичное поведение для вас и еще более нетипичное для него, значит, в вас должна быть какая-то скрытая причина, чтобы он поставил под удар вашу репутацию таким вот образом. Да, общество вряд ли подвергнет вас остракизму, поскольку вы вдова, но все равно вы старательно берегли этот статус долгое время. Люк не похож на других, и, признаюсь, ради него стоит рискнуть.
— Я не говорила ему об этом.
Слова Мэдлин прозвучали высокопарно, но все равно по ним было ясно, что она считает это правильным. Она не понимала, почему с такой легкостью признается в этом, но признавшись, почувствовала какое-то освобождение.
— Не говорили? — Регина подняла брови. — Ну, все равно, вы хорошо действуете на него. Но заставить его признаться самому себе, что вы не просто очередная преходящая фантазия, будет трудно. И все равно вы должны это сделать. Плохие сны ему теперь снятся реже, по крайней мере он не навещал меня поздно ночью с тех пор, как вы встретились.
