Пропади она пропадом! Холт не мог совладать с собой и подозревал, что это истинная причина его нежелания расстаться с Ами. Если война закончится завтра и Америка капитулирует, Ами все равно останется его пленницей.
Когда они вошли в театр «Сен-Филипп», оказалось, что Бернар де Мариньи, в доме которого несколько лет назад гостил сам герцог Орлеанский во время своего визита в Америку, уже прибыл вместе со своими братьями.
Статный красавец с огромными черными глазами и орлиным носом, Мариньи сразу приметил молодую даму рядом с Холтом, и, хотя ничем не выразил своего недоумения по поводу отсутствия компаньонки, в глазах светилось любопытство.
— Счастлив знакомством с вами, мадам, — заметил Мариньи, поднося к губам ее пальчики. — Нечасто в нашем обществе появляются такие красавицы.
Амелия, в прозрачном платье с завышенной талией, все еще модном у женщин того времени, учтиво улыбнулась одними губами.
— Вы мне льстите, месье.
— Надеюсь, месье д'Авриль не станет возражать, если вы почтите меня танцем?
Деверелл дал ожидаемое позволение, иронически поклонившись, чем заслужил уничтожающий взглядами. Но чего она хотела? Кроме того, девушка действительно блистала сегодня. Поистине неотразима. Розовый шелк только подчеркивает ее прелесть и не скрывает изящной фигуры.
Низкий лиф отделан лентой, невольно привлекавшей внимание к ее упругим высоким грудям и соблазнительной ложбинке между ними, а когда Ами танцевала, легкие юбки переливчатым вихрем развевались вокруг стройных ног.
Темные пряди, перевитые розами, были высоко заколоты на макушке, мелкие локончики свисали на виски и лоб.
Она буквально излучала ауру респектабельности, пусть и несколько подпорченной. И выделялась даже среди прелестных креолок, одетых по последнему крику моды: яркие шелка, тонкая тафта и затейливо вышитый бархат. По стенам шли два яруса лож, а поверх паркета настлали доски для танцев. Декоративные растения вились у входа, обрамляя стрельчатую арку.
В дверях показался Стэнфилл в обществе сэра Алекса. Последний был облачен в элегантный костюм, светлые волосы сверкали в сиянии свечей золотистым нимбом. Холт недовольно поморщился. Похоже, Стэнфилл опять что-то замышляет.
Но прежде чем он успел приблизиться к ним, вернулись Амелия с Мариньи, спросившим, нравится ли ему бал.
— Там, где вы, всегда царит приятная, дружелюбная атмосфера, месье де Мариньи. Думаю, сегодня мы сыграем в кости!
— А, вы уже знаете о моей страсти, — улыбнулся Мариньи. — Поверьте, одним броском костей выигрывались целые состояния.
— И проигрывались тоже.
— Тут вы правы. Но думаю, некоторых людей такие мелочи беспокоить не должны, тем более что на кону стоят вещи куда более ценные, чем деньги.
— Склоняюсь перед вашим знанием жизни, месье. К сожалению, последнее время фортуна не столь добра ко мне.
— Печально. Возможно, вы не ту игру ведете.
— Вполне вероятно, — вкрадчиво улыбнулся Холт.
Но если Мариньи и намекал на что-то, все же не потрудился ничего объяснить и ограничился радостным восклицанием:
— А, вот наконец и шевалье! Нужно непременно познакомить вас!
— Мы встретились, когда я только прибыл в Новый Орлеан. Он был так добр, что взял меня под свое крыло и объяснил разницу между французами и креолами. Оказывается, она достаточно велика, хотя чужаки об этом вряд ли подозревают!
— Верно, — рассмеялся Мариньи. — Но пойдем поздороваемся со старым бретером.
Пожилой джентльмен, известный как шевалье, не придерживался нынешних мод и облачился в пудреный парик с косичкой, панталоны до колен, шелковые чулки, гофрированные манжеты, кружевную манишку и серебряные пряжки на туфлях. Он с безукоризненной вежливостью приветствовал Ами и поднял вопросительный взгляд на Деверелла.
— Пришли проводить меня? Наконец-то настал миг моего триумфа, ослепительного счастья, как, впрочем, и для Мариньи, любезно согласившегося посетить мой праздник. Как хорошо быть среди своих, без этих грубиянов американцев!
Хорошо известный своей ненавистью к американцам, престарелый аристократ не стеснялся открыто выказывать свое отвращение к радикальным идеям равенства, проникшим даже в креольскую среду со времен Террора.
Вот и теперь разразился возмущенной тирадой едва ли не на четверть часа и мог бы говорить еще бог знает сколько, если бы не появление ставших на время неразлучными Стэнфилла и Мейтленда.
Подозрительность во взгляде шевалье мигом растаяла, едва виконта представили как британского торговца, но особой приветливости старик тоже не проявил.
Что за странная война, позволяющая врагам встречаться на празднествах, балах и вечерах! Улыбки, приветствия, учтивые беседы… и завтрашние кровавые сражения по разные стороны баррикад, думал Деверелл, с циничным любопытством разглядывая сэра Алекса. Все-таки что привело его на другой конец света, в Новый Орлеан?
Мейтленд низко склонился над рукой Ами, прикоснулся губами к пальцам и выпрямился. Серые глаза так беззастенчиво рассматривали ее, что девушка вспыхнула, — Вот мы и встретились снова, мадам Камбр, — тихо выговорил он, и Деверелл скорее ощутил, чем увидел, как она вздрогнула. Черт возьми, неужели она до сих пор неравнодушна к этому фатоватому щеголю?
Он спокойно положил ладонь на ее руку, словно утверждая свое право на девушку, и встретил взгляд Мейтленда жесткой улыбкой. Молчаливое предостережение было невозможно игнорировать. Мейтленд, пожав плечами, отступил и обратился к шевалье, хотя последующие его слова были явно предназначены для Деверелла.
— Моя мать, — сказал он на прекрасном французском, — родилась здесь, и ее родственники все еще владеют землями вдоль Ривер-роуд, за Сент-Джон-Байю.
Мой долг, как младшего сына в семействе, время от времени навещать их.
Это сообщение вызвало новый поток оживленных замечаний со стороны шевалье, любившего порассуждать о Франции, Луизиане и Наполеоне. Амелия не проронила ни слова. Только плотно сжатые губы выдавали ее состояние. Деверелл не переставал гадать, насколько близка она была с Мейтлендом. Неужели тот явился сюда из-за нее? Слишком странное совпадение, а если вспомнить все вопросы, на которые он не получил тогда ответа…
Он пытался защитить Кокрина, за ним следили и в конце концов похитили и бросили на борт голландского судна. Почему? Кому он так помешал? Еще одно совпадение?
Виги и тори вечно на ножах, и их схватки в парламенте временами причиняют Англии куда больше вреда, чем Бонапарт. Может, именно тогда они чего-то не поделили? Но на время войны все свары затихли, и кто знает, вдруг ему удастся разгадать эту загадку?
