– Святой отец, моя единственная цель – служить вам.
– Хорошая девочка! И красивая…
И Папа на прощанье заключил ее в достаточно страстные объятия.
Лукреция была готова полюбить Пантизилию – ей не хватало кого-то, с кем можно было бы посмеяться и посплетничать. Серафина и остальные монахини были слишком строгими, они считали смех чем-то греховным.
Пантизилия открыла сундуки и показала Лукреции привезенные ею платья.
– Это пойдет вам куда больше, чем черное, мадонна.
– Я не решусь надеть такие платья в этом святом, тихом месте, – пояснила Лукреция. – Здесь они будут выглядеть вызывающе.
Пантизилия взглянула на волосы Лукреции и разочарованно вздохнула:
– А ваши локоны, мадонна! Они кажутся теперь не такими золотистыми, как прежде.
Лукреция слегка забеспокоилась: грешно думать здесь о таких вещах, как уход за собственной персоной, – так говорили сестры, и она старалась не думать о том, что давно не мыла волосы.
Она объяснила Пантизилии, что сестры не одобряют ее привычку часто мыть волосы – это признак тщеславия.
– Мадонна, – с усмешкой заметила Пантизилия, – но ни у кого из них нет таких золотистых волос, как у вас. Позвольте мне вымыть их, только чтобы вспомнить, как они когда-то сверкали.
Ну какой вред случится, если она действительно вымоет волосы? И она позволила.
Когда волосы высохли, Пантизилия засмеялась от удовольствия:
– Смотрите, мадонна, ну опять чистое золото! Того же оттенка, что и вышивка на вашем зеленом платье! Оно у меня здесь, позвольте мне нарядить вас в него.
Лукреция улыбнулась:
– Ну что ж, только чтобы доставить тебе, маленькая Пантизилия, удовольствие…
А когда зеленое с золотом платье было надето, волосы расчесаны и уложены, вошла монахиня и сообщила, что прибыл Педро Кальдес с письмами от Папы.
Лукреция снова приняла его в холодной полупустой комнате.
Он уставился на нее во все глаза, и она увидела, что он медленно заливается краской. Он не мог произнести ни слова – только стоял и глазел.
– Что, Педро Кальдес, что-то не так? Он, заикаясь, ответил:
– Мадонна, мне показалось, что я лицезрею богиню. Как же приятно было снова надеть красивое платье и снова почувствовать мужское восхищение! Как же она истосковалась по восхищению! Особенно со стороны столь милого молодого человека…
После этого она уже никогда не одевалась в черное и следила за тем, чтобы волосы ее блестели.
Она не знала, когда в следующий раз приедет Педро Кальдес, и была готова к тому, чтобы всегда вызывать восхищение в этом симпатичном юноше…
Пантизилия оказалась веселой компаньонкой, и теперь Лукреция недоумевала: как же она жила без такой очаровательной девушки?
Они часами просиживали в отведенных им настоятельницей комнатах за вышиванием, хотя Пантизилия предпочитала проводить время иначе: петь под аккомпанемент Лукреции, которая превосходно играла на лютне. Пантизилия привезла лютню с собой, она также послала за гобеленами, чтобы стены не казались столь удручающе голыми. Она постоянно болтала о внешнем мире – она была остроумна и любила соленые шуточки. Лукреция полагала, что именно потому ей и нравится общество Пантизилии – рядом со святыми сестрами она чувствовала себя словно в сонном царстве.
Пантизилия с притворным ужасом рассказывала о том, как сражаются за любовь Санчи Чезаре и Джованни, как Санча попеременно оказывает милости то одному, то другому. Такой, как Санча, при папском дворе еще никогда не было, объявила Пантизилия. Оба брата в открытую ее посещали, и весь Рим знал, что оба – ее любовники. А ведь есть еще маленький Гоффредо! Он явно наслаждается выходками своей супруги и всячески помогает Чезаре.
А еще она рассказала об одной прекрасной девушке из Феррары, которая уже была помолвлена с женихом.
– Его светлость герцог Гандиа положил на нее глаз, – горячо шептала Пантизилия, – но ее отец твердо решил выдать ее замуж, потому что это был выгодный брак. У нее большое приданое, к тому же она хороша собой, кто же может устоять? Но герцог Гандиа твердо решил сделать ее своей любовницей. Это все по секрету, мадонна Лукреция, но сейчас бракосочетание отложено, и некоторые говорят, что дама в маске, которую часто видят в обществе герцога, и есть та самая девушка.
– Мои братья похожи лишь в одном: если они чего-то захотели, они это получат.
– Воистину так, и весь Рим болтает о таинственном любовном приключении герцога.
– А эта дама в маске – та самая девушка?
– Точно не знает никто. Известно только, что с герцогом Гандиа видят кого-то в маске. Они вместе катаются верхом, но, помимо маски, на этой особе и широкая, спадающая складками одежда, поэтому невозможно точно установить – мужчина это или женщина.
– Очень похоже на Джованни. Он любит привлекать к себе внимание. А Чезаре? Есть у него любовница в маске?
– Нет, моя госпожа. Господина кардинала не видят нигде, кроме как на церковных церемониях. Говорят также, что его больше не интересует мадонна Санча, и если это так, между братьями может воцариться мир.
– Хорошо бы.
– Их видели прогуливающимися вместе, рука об руку, как добрых друзей.
– Как приятно это слышать!
– Ах, мадонна, что вы наденете? Зеленое бархатное платье с розовыми кружевами так вам идет!
– Мне и так хорошо.
– Мадонна, а если вдруг приедет Педро Кальдес?
– Ну и что?
– Просто замечательно, если бы он увидел вас в зеленом с кружевами.
– А почему?
Пантизилия залилась смехом:
– Мадонна, Педро Кальдес в вас влюблен. Это всем заметно – нет, не всем, наверняка сестра Черубина этого не видит, – и она состроила суровую гримаску, передразнивая монахиню. – Да, сестра Черубина не сможет распознать признаки влюбленности. Но я-то могу! Я знаю, что Педро страстно и безнадежно влюблен в вас, мадонна.
– Какую чепуху ты болтаешь! – воскликнула Лукреция.
Но он действительно был в нее влюблен.
Она знала, что Пантизилия права. Бедняга Педро! Влюбленность светилась в каждом его взгляде, в каждом жесте, голос его был полон робкой нежности. Бедный, на что он может надеяться?
Однако она ждала его визитов и столь же старательно, как прежде, прихорашивалась.
Веселая служаночка была настоящей интриганкой. Ей, фривольной и сентиментальной, казалось неизбежным, что Лукреция заведет себе роман. Она постоянно твердила о Педро – о его красивой внешности, о его прекрасных манерах.
– Ох, какая обида, если Его Святейшество задумает отправить к вам другого посланца! – как-то воскликнула она.
Лукреция засмеялась:
– По-моему, ты сама влюбилась в этого юношу.
– И влюбилась бы, будь от этого хоть какой-то толк. Но его сердце принадлежит вам и только вам.
