– Ах, матушка, ты – мой самый лучший друг.
– Но разве может быть иначе? Ведь ты мой возлюбленный сын, ты так хорошо ко мне относишься, такие почести мне оказываешь!
Она на секунду прикрыла глаза – ей вспомнилось, что сделал Чезаре с теми, кто разграбил ее дом во время французского нашествия. Да, он был жесток, многие пострадали, и Ваноцца не любила жестокости, но его действия показали ей всю меру любви Чезаре. «Ничто, – кричал он, – никакие пытки не могут быть достаточны для тех, кто обесчестил дом моей матери!»
– Ты порадуешься, увидев нас вместе с Джованни, – пообещал Чезаре. – Ты ведь и его любишь, правда? И жаль, что с нами не будет Лукреции.
– Я была бы рада увидеть дочь, и действительно буду счастлива, что меня навестит Джованни. Но, дорогой мой, из всех моих детей один ближе и милее мне всех остальных, и это ты.
Он поцеловал ей руку – еще один экстравагантный жест, которым члены их семьи демонстрировали любовь друг к другу.
– Я знаю, ты говоришь правду, матушка. Я клянусь, что, пока я жив, тебе не грозит никакое горе и никакая беда. Я растерзаю всякого, кто посмеет хоть шепнуть порочащее тебя словечко.
– Мой дорогой, не надо, не надо, я счастлива уже и тем, что могу время от времени тебя видеть. Дари мне эту радость как можно чаще, и я буду счастливейшей женщиной на Земле – правда, я понимаю, что это требование слишком эгоистично, ведь у тебя много дел.
Он нежно прижал ее к себе, и они пошли дальше, обсуждая детали предстоящего ужина.
Чезаре быстрой и решительной походкой шел по улице. На нем были маска и широкий плащ, скрывавшие его лицо и фигуру от досужих взглядов. Достигнув района Понте, он свернул в узкую улочку, затем в другую и остановился перед каким-то домом. Оглядевшись, он нырнул в дверь, захлопнул ее за собой, и, спустившись по ступеням, оказался в комнате с деревянными панелями и выложенным плитами полом. Хлопнул в ладоши.
Появился слуга, Чезаре сбросил маску, и человек низко поклонился.
– Твоя хозяйка здесь?
– Да, мой господин.
– Проводи меня к ней.
Его провели в комнату, обставленную так, как были обставлены многие подобные комнаты: кушетка, кресла с резными спинками, статуя Мадонны с лампадой перед нею.
Очень красивая молодая девушка, высокая и стройная, упала перед Чезаре на колени.
– Мой господин… – прошептала она.
– Встань, – нетерпеливо произнес Чезаре, – моего брата здесь нет?
– Нет, мой господин. Он ушел два часа назад. Чезаре кивнул.
– Вот и настало время исполнить твой долг.
– Да, мой господин.
Чезаре внимательно на нее поглядел.
– Мой брат влюблен в тебя. А ты, что ты к нему испытываешь?
– Я служу одному хозяину, – ответила она.
Он обхватил руками ее лицо и притянул к себе – этот жест означал нежность, но в нем таилась и угроза.
– Помни, я всегда вознаграждаю тех, кто преданно мне служит, и размер вознаграждения зависит от значимости услуги.
Девушка вздрогнула, но твердо повторила:
– Я служу одному хозяину.
– Отлично. Теперь я посвящу тебя в то, что от тебя требуется. Ты придешь в виноградник моей матери Ваноццы Катанеи в полночь – в какую именно, я тебе скажу позже. На тебе будет маска и плащ – тот же самый наряд, в котором ты ездишь на верховые прогулки с моим братом. Ты вскочишь на коня и уедешь вместе с ним.
– И это все, мой господин? Чезаре кивнул.
– Еще одно. Ты уговоришь его отправиться в гостиницу, которую ты недавно обнаружила, и останешься с ним там до утра.
– А в какую гостиницу?
– Я потом скажу тебе, как она называется. Это в еврейском квартале.
– Но мы должны будем отправиться туда после полуночи?
– Если ты будешь точно выполнять мои инструкции, бояться тебе нечего, – он крепко поцеловал ее в губы. – Если же нет, моя красотка… – и он рассмеялся, – но ты помнишь, что служишь одному хозяину, не так ли?
Ваноцца – все еще вполне интересная женщина – нетерпеливо ожидала гостей в своем винограднике на вершине Эсквилинского холма. Стол ломился от великолепных яств, подали лучшее вино. Карло Канале стоял подле жены.
– А ты не думала, что для большего веселья хорошо было бы пригласить кузена твоих сыновей, кардинала Монреальского, и некоторых других родственников?
– Сыновья сказали, что хотели бы поужинать в тиши, они устали от всей этой пышности.
Канале отпил вина, чтобы удостовериться в его качестве, Ваноцца беспокойно оглядывала стол и отдавала последние приказания слугам. И, наконец, дорогие гости прибыли.
– Мои сыночки, – она попеременно обняла их, но объятие, в которое она заключила Чезаре, было более крепким и долгим, чем то, которым она одарила Джованни, и Чезаре это заметил.
Стоял теплый летний вечер, с вершины холма открывался прекрасный вид на город, свежий ветерок доносил до них аромат луговых цветов возле Колизея.
Чудесная ночь, подумала Ваноцца.
И беседа за столом тоже была из приятнейших. Чезаре постоянно поддразнивал Джованни, но по-доброму.
– Ах, братец, – говорил он, – я слыхал, что ты со своим другом в маске не боишься ездить в кварталах бедноты, а сопровождает вас лишь один грум.
– Кто посмеет причинить вред сыну нашего отца? – весело отвечал Джованни.
– Однако тебе следует быть более осторожным.
– Вот уж чего я никогда в жизни не соблюдал и соблюдать не собираюсь, так это осторожность, – смеялся Джованни.
– Да, сынок, – вмешалась Ваноцца, – прошу тебя, все-таки будь поосторожнее. Не надо появляться в тех частях города, где полно всяких бандитов.
– Мама, я же уже не ребенок!
– Мне также известно, – продолжал Чезаре, – что его видели ночью в еврейском квартале. Вот это уже глупо.
– И верно, глупо, сынок, – добавила Ваноцца. Джованни расхохотался и повернулся к Канале:
– Подлейте еще вина, батюшка. Прекрасное у вас вино. Канале с радостью наполнил пасынку кубок, и разговор перешел на другие темы.
Было уже за полночь, они собирались уходить, как вдруг Чезаре воскликнул:
– Смотри! Кто это там, среди деревьев?
Вся компания повернулась: в тени ветвей стояла высокая стройная фигура в маске.
– Похоже, за тобой заехал твой друг, – сказал Чезаре.
– Да, кажется, – ответил польщенный Джованни.
– А что, твой друг должен был приехать в дом нашей матери? – осведомился Чезаре.
– Почему бы и нет?
– Похоже, этот друг не может жить без твоего общества. Пойдем, не стоит заставлять его ждать. До свидания, дорогая матушка, эту ночь я навсегда запомню, – и Чезаре обнял мать.
Ваноцца попрощалась с сыновьями. Они вскочили в седла, и тут темная фигура отделилась от деревьев и вскарабкалась на подушку, прикрепленную за седлом Джованни.
