— Поверить тебе? — Эштон рассмеялся так громко, что маленький Генри начал плакать. Отец наклонился и погладил ребенка. — Так же, как и ты веришь мне, любовь моя?
Луч зимнего солнца, пробив облако, в ином свете представил лицо жены: в глубине золотисто-ореховых глаз таилась такая печаль, что ему пришлось отвести взгляд в сторону; его еще больше угнетало утерянное доверие, но не было сил навести мосты через образовавшуюся между ними пропасть.
Чтобы отвлечься от мучительной темы, Эштон стал вглядываться в ребенка — на холодном соленом ветру его пухлые щечки раскраснелись. Бетани, казалось, тоже поняла его мысли, поднялась по ступенькам летнего домика, заглядывая в его мрачную глубину.
— Я собираюсь отремонтировать дом, — бросила она через плечо. — Здесь может получиться прекрасная классная комната.
Эштон невольно улыбнулся — война проникла во все уголки острова Эквиднек, большинство людей думают о том, где найти еду и как не замерзнуть ночью без топлива, а его жена в это время мечтает о новой школе. Она взглянула на него.
— Не вижу ничего смешного в том, чтобы сделать для горожан хотя бы что-то хорошее.
— В этом с тобой согласен, но сейчас больше думают о хлебе насущном.
— Если великое множество неразумных мужчин пытаются убивать друг друга, это еще не значит, что дети не должны учиться читать и писать.
С непонятным для себя вниманием Эштон с интересом слушал планы Бетани об открытии школы: у нее уже давно даже созрело решение, как назвать школу — «Академия Примроуз». Покровительница будущей школы обещала достать на черном рынке учебники и бумагу. Эштон с невольным восхищением подумал о настойчивой учительнице, хорошо обучившей Бетани, привившей ей взгляды, которые превратили девушку в самоотверженную учительницу, хотя ей ничего не стоило праздно проводить время под покровительством Дориана Тэннера, вместо того чтобы искать свою цель в жизни, завоевывать независимость и достоинство.
— Мне нравятся твои планы, — заметил он, когда Бетани закончила. Глаза ее сияли.
— Я намерена их осуществить.
Безумный порыв охватил его: захотелось взять в руки это благородное и прекрасное лицо и насладиться вкусом ее влажных губ. Он стремительно привлек ее к себе, не давая времени опомниться, — сладость поцелуя была глубокой, острой и почти болезненной. Далеко не сразу Бетани сделала попытку освободиться из его объятий.
— Эштон, мы не можем этим заниматься.
— Черт возьми, Бетани, ты же моя жена. Но нас разделяет пропасть.
Он снова впился в ее протестующие губы, обостренными чувствами впитывая ее вкус и запах, ощутив еще большую страсть, которую нельзя было удовлетворить в холодном зимнем саду и на виду у маленького сына. Когда Бетани оторвалась от него, он заметил слезы, которые, словно капли росы, блестели на ее ресницах.
— Бетани, — его голос охрип от желания. — Не сопротивляйся, любовь моя. Не отвергай. — Он провел пальцем по ее щеке и дрожащим губам. Желание, словно шторм, обрушилось на него. — Позволь мне, детка, быть с тобой.
Неуверенность в ее взгляде сменилась отчаянным гневом.
— Позволить тебе быть со мной? А что прикажешь делать при этом: забыть все, тобой совершенное, и пригласить в свою постель в доме отца? — Она отпрянула от него, разрывая его сердце на части яростным взглядом. — Он не желал тебя видеть у себя, когда был жив, и ты думаешь, что можешь прийти в этот дом после того, как твои головорезы добились его смерти?
Ее жестокие слова, произнесенные сквозь слезы, словно ножом пронзили его сердце — настолько поражала ее ненависть, что он даже не сделал ни единого движения, когда Бетани, подхватив на руки маленького Генри, поспешила в дом.
* * *
Весна на острове Эквиднек буйно шумела, когда с материка поступило сообщение, что «Красавец» Джек Бургон уже в Квебеке и готовится к походу на Нью-Йорк, собираясь полностью покончить с мятежниками.
В один из субботних дней, удобно устроившись на диване в библиотеке, Бетани читала новости в «Газетт». Ощущая непонятное беспокойство — может быть, из-за того, что Эштон в это время гулял с Генри в саду, — она отложила в сторону газету и подошла к заваленному бумагами столу. Дориан, сосредоточенно просматривавший бухгалтерские книги, поднял голову — его лицо растянулось в слащавую улыбку. Он с откровенным восхищением рассматривал ее дымчато-розовое платье английского покроя.
— Как вы прекрасно выглядите, моя дорогая. Не знаю, как вам удается оставаться такой свежей в такую жару. — Он бросил взгляд на газету, которую она оставила на диване. — Есть что-нибудь интересное?
— Только сообщение о прибытии генерала Бургона.
— Да. С мятежниками будет покончено к концу этого года. Вам налить мадеры?
— Да, пожалуйста.
Бетани интересно было наблюдать, как он, подойдя к буфету, выбирал для нее хрустальный бокал. Со времени вступления в обязанности опекуна ее сына его поведение было безупречным — Лилиан Уинслоу не могла нахвалиться капитаном, а Бетани… Ни в чем не могла обвинить, хотя и пыталась, чувствуя себя в его присутствии не в своей тарелке, невольно сравнивая его с Эштоном: у этого — вежливая улыбка, у того — искренняя. А прикосновения Дориана — его рука часто касалась ее талии, когда они отправлялись на ужин, — были сдержанными и тоже вежливыми. Отогнав эти мысли, Бетани обошла письменный стол и взглянула на некоторые бумаги. Ее внимание привлекло письмо, написанное старательным почерком Дориана.
— Что это? — спросила она.
Он поставил бокалы и убрал письмо.
— Письма. Вот, возьмите бокал.
Бетани отпила глоток.
— Адресовано Английскому банку. Разве Систоун имеет дела с этим банком?
— Это личное письмо, дорогая.
— Я не собираюсь вмешиваться в ваши дела. Расскажите, каково финансовое положение поместья?
Ставшее хмурым лицо капитана подсказывало ей, что ему не нравится, когда женщина интересуется деловыми вопросами, но ее твердый взгляд говорил, что она намерена постоянно интересоваться всем, что касается наследства ее сына. Дориан вздохнул.
— Я уволил Барнэби Эймса.
Выражение ее лица сразу стало мрачным.
— Он проработал здесь много лет, знал толк в лошадях, почти как… — И замолчала, поднося бокал к губам. Дориан болезненно воспринимал всякое упоминание об Эштоне.
— Подозреваю, что Эймс связан с мятежниками, — объяснил Дориан. — Не потерплю предательства на моей… в Систоуне.
— Кажется, человека нанимают в соответствии с его умением, а не убеждениями.
Снисходительная улыбка появилась на его лице.
