Дункан продолжал свое неспешное продвижение, погружаясь в нее до тех пор, пока они не слились воедино. Теперь она принадлежит ему и сердцем, и душой.
— Я люблю тебя, Джинни. Люблю сильнее, чем мог себе представить.
Она улыбнулась и погладила его по щеке.
— И я люблю тебя.
Дункан, глядя ей в глаза, вошел еще глубже. Ее глаза широко распахнулись, она негромко застонала, и он чуть не кончил.
Дункан входил и выходил, медленно, неторопливо, восхищаясь тем, как она удерживала его внутри, не отпуская.
Джинни обвила его ягодицы ногами, прижимая его к себе еще сильнее. Он прижался к ней грудью, кожа его запылала от соприкосновения, и резко вонзился в нее. На этот раз сильнее. Быстрее. Требовательнее.
Ее стоны сводили его с ума. Он хотел, чтобы она как можно скорее достигла пика.
Страсть изменяла ее лицо. Восхитительные черты стали мягче, глаза затуманились от наслаждения.
Джинни изогнулась под ним, напрягшиеся соски словно вонзились в его грудь. Она выкрикнула его имя. Потом еще раз. И наконец закричала от восторга. Жаркие спазмы, сжимавшие его плоть, оказались последней каплей.
Его ягодицы сжались. Наслаждение накрыло его с утонченностью ударившей молнии. Все запульсировало. Экстаз овладел его телом и душой. Вонзившись в нее в последний раз, Дункан запрокинул голову и отдался стремительной волне жаркого наслаждения, захлестнувшего его так, что сердце перестало биться. На какой-то миг ему показалось, что он умер и увидел Валгаллу.
Когда все кончилось и он снова сумел связно мыслить, Дункан обнял Джинни и прижал к себе.
Все, что требовалось сказать, было сказано. Они предназначены друг для друга. И будущего без нее он себе не представлял.
Должно быть, Джинни задремала, потому что, когда она открыла глаза, было уже темно. Дункан зажег свечу и сидел на краю кровати, одеваясь.
Услышав, что она зашевелилась, он повернулся и окинул взглядом ее обнаженное тело. Губы изогнулись в сладострастной улыбке.
— Прости, что я тебя разбудил, но мне нужно проверить своих людей и убедиться, что к завтрашнему путешествию все готово.
Его слова вернули Джинни в действительность, и она ощутила холодок нехорошего предчувствия. Это несправедливо. Дункан не преступник! Аргайлл не может не знать, что он за человек, он должен понимать, что Дункан никогда бы его не предал. Мысль о том, что он должен через все это пройти, приводила Джинни в бешенство.
— Как у тебя это получается, Дункан? Как ты сумел не ожесточиться, несмотря на все, что с тобой случилось?
— Разве это привело бы к чему-нибудь хорошему? Ну, рассвирепею я из-за ударов судьбы, разве мне станет легче? Надеюсь, справедливость в конце концов восторжествует.
Он прав, подумала Джинна. Истина важнее всего. После того, что они пережили вместе, разве можно что-то скрывать от Дункана? Она признаётся ему в любви и скрывает правду о сыне. Что он о ней подумает? На глаза навернулись слезы.
— Что мы будем делать теперь? — прошептала Джинни. Дункан наклонился и привлек ее к себе.
— Не теряй надежды, любовь моя. Я еще поживу немного. Достаточно долго, чтобы жениться на тебе и увидеть, как младенец, а то и не один сосет молоко из этих прекрасных грудей.
От чувства вины перехватило дыхание. «У него есть сын. Скажи ему».
— Мне надоело бегать и прятаться, — произнес Дункан. — Я решил — если не найду Колина, то отправлюсь в Инверери. Кузен мне должен помочь.
Джинни в ужасе широко распахнула глаза.
— Нет! — Она схватила его за руку. — А что, если он тебе не поверит? Тебя казнят на месте!
— Надеюсь, до этого не дойдет. — Дункан нежно поцеловал ее. — Верь в меня, любовь моя.
— Верю, — ответила она. — Но Аргайллу не доверяю. — Дункан ради нее идет на смертельный риск. Нельзя допустить, чтобы он прошел через такое. Нужно что-то делать. — А что, если мы уедем с тобой все вместе — я и дети? Мы поедем за тобой куда угодно и будем ждать, когда правда выплывет наружу. — Даже если это значит, что ей придется пожертвовать будущим сына.
Дункан посмотрел на нее и покачал головой:
— Я не могу. Не хочу лишать твоих детей их будущего. Я не желаю видеть, как твой сын…
— Он не сын Френсиса! — выпалила Джинни. Слова вырвались наружу, и теперь их уже не взять обратно.
В комнате повисла мертвая тишина. Дункан не шевельнулся. Глаза его почернели, как уголь, и смотрели с такой настойчивостью, какой Джинни еще ни разу не видела.
— Что ты сказала?!
Перемена произошла мгновенно. Голос звучал так жестко, что Джинни его не узнавала. В ее груди отчаянно затрепыхалась паника. Она знала, что эта минута неизбежна, но от этого ей не стало легче. Она доверяет ему. Он поймет. Он поступит правильно.
Дункан схватил ее за руку и голую вытащил из постели, сжимая пальцы изо всех сил. Ей казалось, что на ней наручники.
— Повтори, что ты сказала! — приказал Дункан. Она вздернула подбородок, собираясь с духом.
— Дугалл — твой сын.
Дункан смотрел на нее так, будто она, снова в него выстрелила. Пальцы впивались в руку.
— Ты мне врала! Как ты могла скрыть такое от меня?! Его гневные глаза обвиняли, и это потрясло Джинни до глубины души. Он смотрел на нее так, будто вообще ее не знал. Так он смотрел на нее десять лет назад, когда пробрался в ее комнату и обвинил в предательстве.
И этот взгляд лишил ее последних капель самообладания. Как он смеет вести себя так, будто это Джинни поступила с ним подло? Она сделала все, что могла — при сложившихся обстоятельствах. И все это было сделано ради ее ребенка — их ребенка!
Джинни вырвала руку и оттолкнула Дункана от себя.
— Это ты нас бросил, Дункан. Ты бросил меня одну, беременную. — Его голова дернулась, словно Джинни его ударила, но ей было наплевать. Он хотел правды? Он ее услышит. — Я проглотила свою гордость после того, как ты столь жестоко обвинил меня в предательстве, и помчалась в замок Каслсуин, чтобы сказать тебе, что жду твоего ребенка. И узнала, что ты уже уехал. И что я должна была делать? — Ее голос дрожал. — Я была в ужасе от того, что произойдет, если кто-нибудь узнает. Не могла даже подумать о скандале, который из-за моей ошибки обрушится на голову невинного ребенка. Я-то знала, каково ему будет. И не сомневаюсь, ты тоже. — Дункан вздрогнул, но Джинни уже было все равно. — Поэтому, когда Френсис Гордон сделал мне предложение, я поступила так, как должна была. И не смей меня осуждать!
Дункан прищурился.
— Ты и его обманула!
Дункан не желал ничего слышать про святого Френсиса Гордона — человека, вырастившего его сына! Ее признания ранили глубоко и больно. «Мой сын!» Как она посмела скрыть от него это? Он убедил себя, что нужно ей верить, а она все это время ему врала!
