— Я хочу подняться по тропинке на холмы, — сказал Лахлан, пустив коня рядом с конем брата, — и через пару часов снова встречусь с вами в Армадейле.
— Мы с Фергусом поедем с тобой.
— Пока вы трое будете там, мы с Рори расспросим моих слуг и арендаторов, — сказал Аласдэр и в ответ на болезненный стон своего зятя удивленно поднял седую бровь. — У тебя что-то заболело, мой мальчик?
— Нет.
Мрачно посмотрев на Эйдана, Рори направился в сторону сияющего белого замка, возвышавшегося на покатом холме, который спускался к озеру.
— Никаких следов, — наконец признал Лахлан после того, как несколько часов тщательно обыскивал скалистый берег и холмы.
— Ни их, ни чудовища, — пробурчал Фергус.
— Пожалуй, вернемся в Армадейл и посмотрим, удалось ли Аласдэру и Рори что-нибудь узнать, — предложил Лахлан.
— Да, Рори, сейчас нам понадобится передышка, — сказал с ухмылкой Эйдан.
— Это розыгрыш или там действительно голоса маленьких Джейми и Алекса? — нахмурился Лахлан, когда, приблизившись к Армадейлу, услышал доносящиеся из-за стены пронзительные крики!
— Это действительно чертенята, — без всякой радости подтвердил его брат.
— Если ребята здесь, то можно не сомневаться, что и их мать тоже. И если ни ее отец, ни муж не отшлепают ее за поездку в Армадейл в ее положении, то я сделаю это с огромным удовольствием, — проворчал Фергус.
— Даже если они выехали из Данвегана сразу же вслед за нами, они не должны были оказаться здесь раньше нас. Никаких колясок с младенцами. — Эйдан повернулся в седле и сердито посмотрел на Лахлана. — Это дело рук твоей жены.
— Полагаю, так.
Лахлан подбородком указал в ту сторону, где Рори бежал по двору, стараясь поймать Оливию и Аву.
Увидев отца, Ава бросилась к ним и споткнулась, но Эйдан поймал ее, не дав упасть, а Рори, схватив Оливию, зажал ее под мышкой.
— Ты что, не можешь справиться со своей женой?
Возмущенный вопрос его брата был заглушен платьем Авы, пытавшейся забраться отцу на голову.
— Могу настолько же, насколько ты справляешься с дочкой, — огрызнулся Лахлан.
Сирена, как и Лахлан, не обладала способностью к транспортации, поэтому было совершенно очевидно, что не она отвечала за появление всей семьи в Армадейле, и, естественно, их гнев должен был пасть на Эванджелину. Но это вовсе не означало, что Лахлан собирался признать это или позволить ей принять на себя всю тяжесть вины.
— Давайте просто честно признаемся, что ваши жены так же упрямы, как моя. Единственная причина, по которой Эванджелина доставила их сюда, — это их требование.
Он отлично понимал, что Сирена и Элинна были вынуждены придумать какую-то хитрость, чтобы заставить Эванджелину согласиться перенести детей.
— Да, вероятно, ты прав, — обменявшись взглядом с кузеном, признал его брат. — Именно транспортация детей беспокоит меня больше всего.
— Эви, возможно, не слишком обожает малышей, но она не станет подвергать их риску.
— Дядя Лахлан! — Алекс и Джейми, задыхаясь, подбежали к нему. — Дядя Лахлан, ты можешь уговорить тетю Эви снова посадить нас в пузырь?
— В пузырь?
Лахлан недоуменно свел брови.
— Ну да! — кивнули мальчики. — Она посадила нас в пузыри, и мы поднялись вверх и летали по залу. Это было так здорово.
— Джейми, ты, должно быть, выдумываешь.
— Нет, мы не выдумываем. Малышки вывели ее из терпения своим плачем, а Ава и Оливия бросали в нее овсянкой.
Лахлан рассмеялся, но сразу замаскировал смех кашлем, заметив сердитое выражение на лицах Эйдана и Рори. Затем быстро зашагал через двор, решив, что нужно забыть о Ламоне и Урсуле и защитить свою жену от своей семьи.
— Лахлан!
Кузен и брат бросились за ним.
— Сэр Лахлан? — обратился к нему лакей, когда Лахлан вошел в Армадейл.
— Да.
— Это принесли для вас час назад.
Он подал ему запечатанный пергамент.
Лахлан узнал печать — печать Ламона.
— Ты видел, кто его доставил?
— Нет, его доставили на кухню.
Лахлан дрожащими пальцами распечатал послание и прочитал записку.
«Если хочешь видеть своего сына живым, жди меня на закате солнца на холме прямо напротив Армадейла. Приходи один, или он умрет».
— Спасибо, — отпустил он слугу, не позволив себе показать гнев и страх, вскипевшие у него внутри.
Краем глаза Лахлан заметил жену. Быстро взглянув налево, потом направо, она стремительно направилась через холл, но, увидев мужа, резко остановилась. Лахлан незаметно убрал руку за спину и, сложив пергамент, засунул его сзади за пояс штанов.
Эванджелина шла к нему, решительно выставив подбородок, и была так прекрасна, что у Лахлана защемило сердце.
— Я могу объяснить, — заговорила она.
— Не сомневаюсь в этом. Просто я не уверен, что брат и Рори станут тебя слушать.
Он сохранял легкий тон, хотя ему больше всего хотелось рассказать Эванджелине о послании. Но он не хотел подвергать ее опасности, так же как не хотел рисковать жизнью своего сына.
В уютной комнате, которую предоставила ей и Лахлану Фиона, тетя Элинны, Эванджелина расхаживала перед камином, уверенная, что протоптала дорожку в овальном ковре. Прошло уже несколько часов с тех пор, как Лахлан отправил ее наверх в спальню, прошептав обещание скоро присоединиться к ней.
Сырость ночного воздуха проникала сквозь каменные стены, и Эванджелина, подавив дрожь, с помощью магии сильнее разожгла огонь в камине. Взглянув вниз на тонкую белую ночную сорочку, которую создала, Эванджелина немного расстроилась, что, желая воспламенить желание мужа, выбрала такую одежду, и поклялась, что если Лахлан вскоре не придет к ней, она оденет себя в очень простую, очень плотную ночную сорочку.
Но при звуке тяжелых шагов в коридоре за дверью комнаты ее обида мгновенно улетучилась, и Эванджелина, отчитав себя за неподобающее возбуждение, отозвавшееся дрожью внизу ее живота, опустилась в кресло у камина. Не желая показать, что не могла дождаться возвращения мужа, она снова взяла с соседнего столика книгу, которую пыталась читать раньше, и, когда он вошел в спальню, сделала вид, что увлечена развитием литературного сюжета. Заметив, что держит книгу вверх ногами, Эванджелина чуть не вскрикнула и незаметно перевернула ее. Но ей не нужно было переживать за свое притворство, потому что Лахлан едва взглянул на нее и прошел через комнату к кровати.
Его мокрые волосы были заглажены назад и касались воротника рубашки, прилипшей к нему, словно вторая кожа.
