— Ты совершенно прав, — наконец сказала она. — Я буду чувствовать себя гораздо лучше, когда что-нибудь съем. — В конце концов, наказывать его за то, что он еще не сделал, было действительно несправедливо. — Помоги мне одеться, — попросила она. — А потом я помогу тебе.
Процесс одевания занял слишком много времени — отчасти потому, что Марк оказался сомнительным помощником. Когда Джессика накинула на себя рубашку, он принялся разглаживать ткань у нее на бедрах. А когда она попросила его потуже затянуть корсет, он притянул ее к себе, сжал в объятиях и стал нежно целовать в шею. Его руки в это время ласкали ее грудь. Джессика хотела вырваться, сказать ему, чтобы он поторапливался, но тут его губы накрыли ее рот, и все протесты тут же вылетели у нее из головы. Никакое дурное настроение не могло устоять перед этим нежным долгим поцелуем.
Он прижал ее к стене, и в этом уже не было ничего нежного и деликатного, только мощное, неприкрытое желание. Она не могла представить их будущее, но зато остро чувствовала сейчас, этот самый момент. Его твердая плоть упиралась ей в живот, его рот настаивал, требовал, и ее собственное желание вдруг поднялось и накрыло ее с головой. Она подняла ногу и закинула ему за пояс.
— Подержи меня, — шепнула она и положила его руки на свои бедра.
Он сразу же понял, чего она хочет, и через мгновение она почувствовала его в себе. Каждый толчок его бедер разбивал ее неуверенность и колебания. Каждый поцелуй прогонял тревоги и сомнения. Его руки не давали ей упасть. Когда наслаждение пронзило ее тело, она почувствовала, как все ее темные страхи разлетелись на куски.
Он последовал за ней. Вцепившись в его плечи, она чувствовала, как содрогается его тело, и не думала вообще ни о чем. Через несколько секунд он испустил длинный вздох и прижался губами к ее шее.
Это был первый мужчина в ее жизни, который целовал ее после всего. Может быть, у них и в самом деле был шанс. Джессика открыла глаза и встретила его взгляд.
— Марк, — шепнула она.
— Да?
— Доброе утро.
В этот раз им действительно удалось одеться. Джессика нашла для Марка старый плащ — он отлично защищал и от дождя, и от нескромных взглядов. Но как вскоре выяснилось, его шляпа с широкими полями тоже служила неплохой маскировкой; никто не обращал на него никакого внимания. Марк переговорил о чем-то с возницей — Джессика не расслышала ни слова, и они быстро сели в карету.
Первые десять минут они просто молчали и держались за руки. Джессика заговорила первой:
— Куда мы едем? Я думала, что уединенную гостиницу можно найти не более чем в полумиле отсюда.
Он погладил ее ладонь большим пальцем.
— Это займет немного больше времени. Мы едем не в гостиницу.
— Может быть, впредь такими вещами стоит заниматься мне, — заметила она. — В конце концов… у меня гораздо больше опыта в сохранении чужих тайн, чем у тебя.
Он прижал палец к ее губам.
— Я не говорил, что мы едем в место, где нас никто не узнает. Я сказал, нечто более приватное.
— А есть разница?
Карета подпрыгнула на ухабе.
— Есть. Я не собираюсь прятать тебя от людей. Ты не какая-нибудь ужасная постыдная тайна.
Джессика ощутила странную неловкость.
— Что ты задумал? — подозрительно спросила она. — Куда мы все-таки едем?
В карете было окошко, но оно было так забрызгано грязью, словно его не протирали по крайней мере месяцев восемь. Джессика могла разглядеть только смутные тени домов, проносящиеся мимо.
— Мы едем в Мейфэр.
— В Мейфэр?
Марк бросил на нее невинный взгляд.
— К моему брату, — закончил он.
Джессика вскочила с места и конечно же стукнулась головой о потолок кареты. Вдобавок она больно прикусила язык. Но физическая боль была не так страшна по сравнению с охватившим ее ужасом.
— К твоему брату! — Язык повиновался ей с трудом. — Ты же не серьезно, скажи?
— Совершенно серьезно. — Он осторожно усадил ее на место и погладил по макушке, в том месте, где она ушиблась.
— Прекрати! — Джессика вырвалась у него из рук. — Ты портишь мне прическу. И я не одета для визита к герцогу. — Паника не давала ей дышать, и она говорила все быстрее и быстрее. — И он выставит меня вон, как только увидит. О чем ты вообще думал? Как можно привести куртизанку в дом герцога Парфордского? Как?!
Марк покачал головой:
— Ты все искажаешь. Я не привожу куртизанку в дом герцога, а хочу познакомить своего брата со своей будущей супругой. То, что он еще и герцог, не имеет никакого значения. Но в любом случае Эш… Эш, он… Понимаешь, такого рода вещи ему глубоко безразличны. Он не из тех, кто может выставить человека вон из-за глупых предрассудков. Поверь мне, Эш будет счастлив принести мне пользу.
— Марк. — Ее страхи вернулись — все сразу. — Марк, я куртизанка. Я тебе не подхожу. Мне нет места в твоей жизни. Как ты не понимаешь — на карту поставлена твоя репутация, твое доброе имя!
— Если хочешь знать мое мнение, я буду просто счастлив, если моя репутация наконец пострадает. Никто не будет следовать за мной по пятам. Писать отчеты о каждом моем шаге. Рыться в моем мусоре. — Он вздохнул и откинулся на спинку сиденья. — Это был бы настоящий рай. Мы можем жить в деревне. Как бы ты отнеслась к такой перспективе?
Перед ней вдруг снова встало видение — уединенный домик в деревне. Но на этот раз она была не одна. С ней был Марк. И теперь это было не убежище, в котором можно спрятаться от мира и зализать раны, но место, где можно начать все сначала. Войти в новую жизнь, где ее мужем будет сэр Марк, где сама она будет леди Тёрнер, а не женщиной, которую может оскорбить и унизить даже жена почтмейстера. Картинка была такой яркой, что у Джессики перехватило дыхание.
— Ты меня любишь? — спросил он как будто между делом. — Ты говорила, что любишь.
Она настороженно посмотрела на него, не зная, что ответить.
— Я так и думал. — Марк ослепительно улыбнулся. — Вполне объяснимо, что сейчас ты чувствуешь некоторое волнение. Но погоди, ты познакомишься с моими братьями — и все пройдет. Ты им понравишься. Они будут от тебя без ума.
— М-м-м… — промямлила Джессика.
— Не волнуйся.
Она покачала головой:
— Это два самых бесполезных слова, которые только может придумать мужчина. «Не волнуйся». Я не могу перестать волноваться только потому, что кто-то уверяет, будто мои волнения напрасны.
Он глубоко вздохнул:
— Ну тогда волнуйся. Если тебе так легче.
Конечно, никакие обещания не могли унять ее беспокойство. Когда колеса кареты захрустели по гравию, Джессике сделалось почти дурно от возбуждения. Через мгновение карета остановилась, и лакей в ливрее распахнул дверцу. Марк помог ей выйти наружу, и они оказались на ослепительно-чистой полукруглой дорожке, выложенной белым камнем, которая опоясывала величественное строение из портлендского камня. Он предложил ей руку, и они вошли внутрь.