Рут никак не прореагировала на прикосновение, но руку все же не отдернула. Пальцы ее были ледяными, и Мэтт сжал их покрепче, пытаясь передать этой хрупкой руке часть своего тепла и согреть ее.
— Не знаю даже, с чего начать, — признался он. — Я никогда ни с кем не объяснялся.
— Почему бы нам не начать с чего-нибудь простого? Например, с твоего имени.
— Мэттью Уорд.
— Что же, по крайней мере, наполовину вы были честны в этом, мистер Уорд.
Мэтт вдруг почувствовал необходимость расстегнуть воротник рубашки. Он почему-то стал стеснять его.
— Рут, я очень сожалею, что пришлось говорить тебе неправду. Но это было необходимо. Мне надо было выполнить свою работу, и я ее выполнил. Теперь я могу рассказать тебе все, что ты захочешь узнать.
Некоторое время Рут пристально смотрела ему в глаза. Наконец она как будто приняла какое-то решение и улыбнулась. Хотя улыбка и получилась несколько натянутой, вся она как-то расслабилась.
— Думаю, мне понятна большая часть из твоих отвлекающих маневров. Но все-таки один вопрос мне надо тебе задать.
— Все, что ты хочешь, Рут.
— Ты ухаживал за мной, чтобы собирать сведения о горожанах, или я действительно понравилась тебе? — К концу фразы голос Рут почти сошел на нет, а глаза опустилась к сцепленным рукам.
Сначала Мэтт немного колебался, потом вздохнул и поведал ей правду.
— Я должен быть с тобой честен. В ту первую ночь я пошел за тобой ради дела. Мне необходимо было с тобой познакомиться.
Рут попыталась вытянуть свою ладонь из его руки.
— Нет, подожди. Я еще не закончил. Через некоторое время, проведенное вместе, со мной что-то случилось. Я не знаю… Меня начало тянуть к тебе. Когда мы были вместе, я забывал, что я совсем не тот, кем ты считала меня. Я был просто мужчиной, а ты для меня — прелестной женщиной. Женщиной, которую я люблю.
Рут резко вскинула голову, и ее широко раскрытые глаза пытливо взглянули на него. Мэтт улыбнулся и поднял ее на ноги. Они были одного роста, когда стояли рядом. Мэтта это не беспокоило. Это наилучшим образом подходило для того, что у него было на уме.
Мэтт положил руки на плечи Рут и притянул ее к себе. Когда их губы соприкоснулись, она вздохнула. Мэтт посмотрел, как ресницы ее затрепетали и опустились, потом и он закрыл свои глаза и полностью отдался сладости их первого настоящего поцелуя.
Прошло довольно много времени, прежде чем Мэтт опустился в кресло и посадил Рут себе на колени. Он разбросал по плечам ее волосы и играл с длинными и мягкими прядями. Поцеловав ее в кончик носа, он сказал:
— Я люблю тебя, Рут. Ты выйдешь за меня замуж?
Рут, казалось, обдумывает его вопрос, проводя кончиком пальца по шраму вдоль его щеки. Наконец она улыбнулась:
— Это с самого начала входило в мои планы.
По окончании приветственных церемоний Джейк позвонил Пинкертону в Чикаго и сообщил ему, что их миссия выполнена. Позже он доложит обо всем лично и, как положено, представит боссу детальный отчет.
Джейк вышел из жаркого, душного помещения и глубоко вдохнул прохладный ночной воздух. Небо, ясное и усыпанное звездами, величественным куполом раскинулось у него над головой. Он до смерти устал, раненый бок горел огнем, но Джейк просто не мог думать ни о чем, кроме как о том, чтобы отправиться на ранчо «Серкл-Эй» и уладить все с Кэтрин.
Через какое-то время он уже привязывал лошадь у ее дома. В конторе у Кэтрин горел свет, и Джейк улыбнулся. Он сомневался, удалось ли ей сегодня наработать хоть что-нибудь.
Беззвучно войдя в переднюю дверь, Джейк пересек коридор, отделяющий вход в дом от конторы.
Он заглянул внутрь и обнаружил, что в комнате пусто. Звук взводимого револьверного курка заставил его застыть на месте. Медленно повернувшись, он встретил ледяной взгляд Кэтрин.
— Я ждала тебя, — сказала она. Джейк посмотрел на револьвер:
— А это необходимо?
— Да. Я не хочу, чтобы ты приближался ко мне, иначе я не смогу все трезво осмыслить.
Жестом Кэтрин пригласила его пройти в контору. После того как Джейк уселся, Кэтрин тоже опустилась в кресло, но ствол револьвера так ни разу и не отклонился от его груди.
Джейк раздраженно хмыкнул:
— Кэтрин, это же нелепо. Убери эту штуку подальше. Я хочу тебе все объяснить.
— Ах, значит, теперь ты готов дать объяснения. А где же была твоя честность, когда мы лежали в объятиях друг друга? Разве тогда я еще не заслужила знать правды?
— Я хотел все рассказать тебе и тогда, но было столько неясного. От намеков Диллона, что ты связана с Колтрейнами, до…
— Это ложь.
Кэтрин пристально смотрела на него.
— Я знаю. Но я не мог рисковать, пока не было полной уверенности.
— Я рассказывала тебе о Сэме. Моя жизнь была адом, потому что человек, в которого я влюбилась и которому доверилась, намеренно обманывал меня. Этот человек до свадьбы изображал из себя то, чем никогда не был. Он показал себя таким, каким действительно был, только когда было уже слишком поздно. Я просто не могу поверить в то, что то же самое случилось в моей жизни во второй раз. Боже, какой же дурой я себя чувствую!
Джейк слышал в ее голосе боль. Лекарство от этой боли он знал только одно — правду.
— Кэтрин, мне приходилось видеть столько своих коллег мертвыми или повинными в смерти других только потому, что они доверились — и не врагам, нет! — а тем, на кого, как им казалось, они могут положиться. А я в выполнении своего задания подошел почти к самому финишу. Нужно было только получить подтверждение моим догадкам, и я смог бы рассказать и рассказал бы тебе всю правду.
— А в чем же правда? Кто ты? Все, что ты говорил мне, было ложью или нет?
— Нет, не все.
— Что же тогда? Может, тебя и зовут вовсе не Джейк Бэннер?
— Джейк Паркер.
— Ладно, по крайней мере, я хоть произносила твое имя, а не чужое, когда любила тебя. — Голос ее был хриплым и горьким от боли. — Давай уж разъясни мне и все остальное.
— Хорошо. Тебе известно, что я не южанин?
— Теперь это очевидно, когда ты перестал изображать южный акцент. У тебя это довольно хорошо получалось. Уверена, ты гордишься собой. — Сарказм передернул лицо Кэтри.
— Я много узнал о Юге на войне и после нее. — Голос Джейка звучал тихо. Было очевидно, что говорить об этом ему не по душе.
— А я должна была верить, что твои кошмары реальны. Скорее всего, ты изображал страх перед темнотой, чтобы добиться моей симпатии.
— Я не смог бы этого изобразить, Кэтрин. Я сражался при Антьетаме. И я был ранен. — Он прикоснулся к небольшому шраму у виска, вспоминая о былом. — Когда я пришел в себя, я был погребен под телами конфедератов, на дороге, проходившей по лощине. Ты должна была слышать об этом, я уверен… Теперь это место зовут Кровавой Дорогой. Так оно и было. Она действительно была вся в крови. Из-за этого битва при Антьетаме считается самым кровавым сражением войны. С тех самых пор я не могу оставаться в темноте и в замкнутом пространстве.
