– Нет нужды нам обоим здесь оставаться, – возразила ему Мэтти и попросила: – Принеси губку. Деточка вся горит.
Бормоча что-то про себя, старый Тайтес, хромая, прошел в мраморную ванную и принес губку и фарфоровую миску с прохладной водой. Мэтти тут же забрала у него миску и стала обтирать Мэри лоб и заплаканные щеки. Потом засунула руку в вырез ночной рубашки и обтерла плечи и набухшие груди молодой женщины. Работая, она что-то ласково приговаривала, а, закончив дело, принялась тихим, успокаивающим голосом напевать старую негритянскую песню, которую Мэри очень любила в детстве.
Наконец Мэри начала успокаиваться. Рыдания ее становились все тише, а потом и вовсе прекратились.
Мэтти улыбнулась и сказала:
– Ну а теперь, милое дитя, закрой глазки и забудь про свой кошмар. А я останусь здесь, пока ты не заснешь.
И прежде чем старушка отослала его, Тайтес взял руки Мэри в свои узловатые ладони, наклонился и сказал:
– Я тоже останусь, мисс Мэри Элен. Да, я тоже. Посижу здесь у постели, пока вы снова не заснете.
Старики придвинули стулья поближе к постели и скоро крепко заснули.
А Мэри заснуть не смогла.
Она не сомкнула глаз до самого утра.
– Я признаю только солнечный свет…
Эти слова были выбиты на мраморном циферблате солнечных часов на нижней террасе Лонгвуда.
Тридцать четыре года стрелка этих часов работала исправно. Она трудилась с той самой чудесной весны 1829 года, когда Джон Томас лично наблюдал за установкой часов на северной лужайке своей усадьбы. С тех пор медная стрелка на мраморном циферблате медленно, но неутомимо ходила по кругу.
Но 27 мая 1863 года эта стрелка часов неожиданно замерла.
Измученная бессонной ночью, Мэри увидела остановившиеся часы во второй половине дня. Она была потрясена. Ей казалось, что ночной кошмар может оказаться пророческим, ведь остановились же часы. Жаркое майское солнце припекало непокрытую голову женщины, но ей было холодно. У нее было странное ощущение, что она стоит в глубокой, холодной тени.
Дрожащими пальцами Мэри провела по вырезанным на мраморном циферблате буквам:
– Я признаю только солнечный свет…
Вдруг ей пришла в голову страшная мысль. Что, если солнечные часы остановились потому, что в Лонгвуде больше не будет солнца?
А пока Мэри стояла у солнечных часов, в штаб северян в Мемфисе пришла депеша:
«Лейтенант Теодор Дэвидсон с военного корабля „Лексингтон“ видел взрыв. Береговая батарея восставших ударила по „Цинциннати“ и попала в пороховой погреб. Корабль пошел ко дну со всей командой. Есть ли уцелевшие, неизвестно».
Мэри не плакала и вела себя очень мужественно, когда взволнованный Джонни Бриггс на закате того же дня пришел в просторную гостиную Лонгвуда и принес ей недобрую весть. Женщина выслушала рассказ о гибели «Цинциннати», поблагодарила лейтенанта и попросила немедленно сообщить, если станут, известны новые подробности.
Потом она вежливо попросила ее извинить и ушла.
Отмахнувшись от слуг, хозяйка Лонгвуда медленно поднялась вверх по лестнице. Оставшись одна у себя в спальне, она некоторое время постояла возле огромной кровати из красного дерева, где они спали вместе с Клеем. Бедная женщина вспоминала ночи, когда они занимались здесь любовью. Прижав одну руку к животу и держась второй за столбик кровати, Мэри подумала о том, что в одну из тех чудесных ночей они дали жизнь младенцу, что растет сейчас в ее чреве.
Из темных глаз молодой женщины потекли слезы.
Она не сказала Клею о том, что беременна. В тот момент Мэри была уверена, что поступает правильно. Она не хотела, чтобы он напрасно беспокоился. Теперь она считала свое решение ошибкой. Но было поздно. Муж умер, так и не узнав, что она носит его дитя.
– Клей, любовь моя, прости меня! – прошептала она в тоске.
Мэри была слишком измучена, ей тяжело было стоять. Продолжая держаться за столбик кровати, она опустилась на ковер и безутешно зарыдала.
Она была все еще там, на ковре, когда пришла вызванная Тайтесом Лия. Быстро поднявшись наверх, Лия постучала и вошла, не дождавшись ответа.
Она упала на колени возле рыдающей Мэри и обняла ее, стараясь утешить. Подруги долго сидели на полу. Они разговаривали, молились и плакали. В конце концов, Лие удалось убедить Мэри отдохнуть.
– Позволь мне раздеть тебя и уложить в постель! – ласково попросила она.
Не успела Мэри ответить, как раздался стук в дверь и вошел доктор Кейн. В руке у него был саквояж. Доктор на ходу отдавал приказания.
– Немедленно отправляйтесь в постель, Мэри Элен Найт! – сказал он непререкаемым тоном. – Вы, миссис Томпсон, поможете мне поднять Мэри. Я ее осмотрю, пока вы будете надевать на нее ночную рубашку. Мэри Элен, я дам вам лекарство, которое поможет вам уснуть. Вы обязательно должны его принять. Если не хотите думать о себе, то подумайте о ребенке. Вы… вы… – Нравоучения замерли у него на устах. Ласковым отеческим тоном он добавил: – Деточка, я слышал о вашей беде. Я вам очень сочувствую. Но вы не должны отчаиваться. Нужно надеяться. Прошло слишком мало времени, еще ничего толком не известно…
Доктор замолчал, закашлялся, потом отвернулся и принялся рыться в своем черном саквояже.
Доктор Кейн дал Мэри легкое успокаивающее, и к тому времени как они с Лией Томпсон покинули спальню, она уже крепко спала.
Доктор, остановив Лию на верхней площадке лестницы, коснулся ее руки.
– Миссис Томпсон, – тихо и ласково заговорил он. – Меня очень беспокоит Мэри Элен. Она не так крепка, как следовало бы, а этот ужасный удар случился так не вовремя, и ее положение стало еще хуже.
– Что вы имеете в виду, доктор Кейн? Младенец в опасности?
Нахмурившись, доктор кивнул седой головой:
– Боюсь, что Мэри Элен тоже в опасности. Ей предстоят тяжелые роды, а она сейчас слишком слаба. Если она не будет крайне осторожна…
Он покачал головой, передернул плечами и вздохнул.
– Господи! – воскликнула Лия. – Я никогда не думала…
– Эмоции очень сильно влияют на здоровье. Трудно было бы выбрать для этой новости более неподходящее время.
Лия печально кивнула и спросила:
– Чем я могу помочь, доктор?
– Помогите слугам Мэри Элен проследить за тем, чтобы она как следует ела и отдыхала. Ей нужно накопить побольше сил. Когда придет время, они ей очень пригодятся.
– Я сделаю все, что в моих силах, – встревоженно ответила Лия. – Обещайте послать за мной, когда начнутся роды.
– Я рассчитываю на вас, – сказал доктор Кейн. Потянулись долгие, мучительные дни неизвестности. От Клея не было никаких вестей. Прошел слух, что несколько человек с погибшего судна остались живы и находятся в плену у конфедератов. Но это был слух, и никаких имен названо не было.