Лэйси пришлось скрыть свою улыбку. То, что Толли Стамп был отпетый лентяй, хоть и добряк по натуре, известно было всем в округе. Его отец, умирая, завещал ему прекрасное ранчо, но по причине своей нерадивости, он очень быстро потерял почти все, за исключением небольшого кусочка земли. Тогда за дело взялась Энни, и очень скоро несчастный лоскуток превратился в процветающую ферму. Толли же большую часть времени проводил на рыбалке и охоте.
Но зато с какой любовью все относились друг к другу в этой семье! Даже о лени мужа Энни Стамп говорила с юмором и долей восхищения. Лэйси от души надеялась, что настанет время, когда и они с Трэем познают такое же теплое чувство друг к другу.
Подруга болтала без умолку. Вдруг молодую женщину обдало странным холодком. Она готова была тотчас встать и скакать туда, где происходило клеймение телят, для того чтобы глаз не спускать с мужа.
Лэйси едва смогла скрыть свой вздох облегчения, когда Энни встала, объявив, что ей пора домой.
– Я велела Толли пропахать гряду для картошки, но, если меня там не будет, он ничего не сделает.
Как только подруга уехала, молодая женщина прошлась по дому, убрала постель, подмела гостиную и перемыла посуду. Затем она поспешила в спальню, где переоделась в мужскую одежду, которую надевала только тогда, когда ей приходилось ездить верхом.
У конюшни Лэйси едва дождалась, пока на Гнедую наденут седло. К этому моменту она была уже твердо убеждена в том, что Трэю грозит опасность и что нужно быть рядом с ним. Когда кобыла наконец была экипирована, Лэйси, вскочив в седло, ударила пятками ей по бокам, и та галопом рванулась вперед.
Когда Лэйси подъехала к костру, там все выглядело так, как и в прошлый раз. Та же пыль по щиколотку, та же жара, те же вспотевшие, усталые, грязные лица ковбоев. У готовых взбеситься от жары лошадей пыль, казалось, вылетала даже из ноздрей.
Увидев вынырнувшего из этой раскаленной желтоватой мглы Трэя, Лэйси вздохнула с облегчением.
По его светившимся радостью глазам она поняла, что он страшно рад ее приезду.
– Вот уж не думал, что ты явишься сюда, – весело сказал муж. – Только вылазку в рощу обещать сегодня не могу.
– Не можешь? – Лэйси сказала это так, будто она страшно расстроена. Трэй, раскусив ее игру, рассмеялся.
– Значит, ты от своего муженька ни на шаг, так я понимаю? – поддразнил ее он.
– Я беспокоюсь за тебя, Трэй, – вдруг очень серьезно произнесла Лэйси. – У меня скверное предчувствие, что с тобой должно что-то случиться.
– И ты в такую жару явилась сюда, чтобы защитить меня?
– Я серьезно, Трэй. Я нутром чувствую, что тебе нельзя здесь сегодня оставаться. Почему бы тебе не устроить себе выходной день?
– Нет, дорогая. Как раз сегодня я этого сделать не могу. Мы к вечеру хотим разделаться со всем этим, и поэтому каждая пара рабочих рук на вес золота. Поезжай домой – со мной ничего не случится.
Рев и мычание скота отвлекло его внимание. Ковбои пытались удержать животных стадом и отвести их от диких, с которыми они провели всю зиму. Ни слова не говоря, Трэй пришпорил своего мустанга и ускакал на нем туда.
Не зная как поступить, Лэйси находилась в смятении: инстинкт подсказывал ей, что заверениям мужа верить не следует. Ковбоям все же удалось направить скотину к костру, в сторону лагеря, и женщина уже собралась было повернуть свою Гнедую к дому, как вдруг снова остановилась.
В рощице Лэйси заметила какое-то движение. Приглядевшись, она увидела солнечный блик – отражение от какого-то блестящего предмета, и крохотное облачко дыма. В следующую секунду до нее донесся звук винтовочного выстрела.
Когда стадо, находившееся неподалеку, вздрогнуло и, развернувшись, бросилось бежать прямо на людей, сгонявших его, Лэйси в отчаянии закричала и невольно прижала руку ко рту.
– О Боже!
Панический ужас охватил ее – прямо на пути стада был Трэй!
Охваченная страхом, молодая женщина могла лишь наблюдать за происходящим, до крови кусая губы. Обезумевшие животные должны были вот-вот смести ее мужа вместе с мустангом, на котором он сидел, когда ковбои, находившиеся в стороне, начали палить из винтовок в воздух, вопить и размахивать смотанными лассо.
В последнюю минуту стадо свернуло к рощице – прямо туда, откуда прогремел предательский выстрел.
Привстав на стременах и пристально вглядываясь вперед, Лэйси разобрала вдалеке две крошечные фигурки, мужскую и женскую, отчаянно пытавшиеся пробраться к привязанным у деревьев лошадям. Руби и Булл! Эти двое специально развернули стадо, чтобы оно смело Трэя!
Она видела, как они с трудом, но все же добрались до своих лошадей, но те, напуганные криком и шумом, встали на дыбы и, оборвав поводья, рысью помчались прочь. Теперь Булл и Руби сами находились всего в нескольких ярдах от охваченных паникой животных. В следующее мгновение массивное тело Булла Сондерса взметнулось вверх. Одновременно с этим до Лэйси донесся душераздирающий крик Руби. Молодая женщина пришпорила Гнедую и поскакала туда, где должен был находиться муж и остальные гуртовщики.
Когда последние животные скрылись в облаке пыли за подъемом, она, вместе с другими подоспевшими, подъехала к двум обезображенным телам, лежавшим в истоптанной копытами пыли.
Остановив лошадей, ковбои дружно спешились и подбежали к женщине, застывшей в неестественной позе. Она уже была в агонии. Из уголка ее рта сочилась кровь, но взгляд остекленевших глаз остановился на Лэйси. Во взгляде этом сквозила такая откровенная ненависть, что молодая женщина невольно отшатнулась.
Задыхаясь, Руби прошептала:
– Сучка несчастная! Я ведь почти добралась до тебя. Это я тогда обрезала веревку. – В следующую секунду взгляд ее помутился и погас. Сондерс-младший провел ладонью по ее векам: Руби Долтон отошла в мир иной.
Трэй посмотрел на Лэйси и покачал головой.
– Мне и в голову прийти не могло, что это она обрезала веревку.
Он помог Лэйси встать, и оба направились к тому месту, где лежал Булл. Тот тоже был на последнем издыхании. Тело его было страшно изувечено, особенно пострадали ноги, которые были жутко перекручены и невообразимым образом подогнуты куда-то вниз. Когда Трэй склонился над ним, Лэйси заглянула в глаза Булла. У нее сложилось такое впечатление, что сейчас на ее мужа смотрит сама ненависть, воплощенная в человеческом облике.
– Умираешь, отец, – проговорил сын. Чувствовалось, что слова даются ему с большим трудом. У него уже просто не осталось слов для человека, который причинил ему столько страданий. – Но перед тем, как умереть, ответь мне, почему ты всю жизнь так смертельно ненавидел своего единственного сына?