Она ему горячо отвечала и, вскинув руки, обхватила за шею и еще ближе притянула к себе его голову.
— О Крессида, любовь моя!
Это был голос человека, изголодавшегося за долгие недели и вот, наконец, увидевшего перед собой изысканнейшие яства. Она бессвязно лепетала ему о своей любви, и он еще крепче прижимал к себе ее тело.
— Иди сюда, — прошептал он хрипло. — Сюда, на сено. Джек посторожит снаружи, ведь Бог весть, когда мы увидимся снова.
Она не могла даже разглядеть его как следует, но ей была знакома каждая пядь этого любимого тела, скрытого сейчас от нее какой-то фланелевой рубахой и грубыми шерстяными штанами. Она охнула, когда его обросший щетиной подбородок потерся о ее щеку, но тут же и засмеялась, поняв, что он отрастил настоящую бороду.
Она радостно обняла мужа, ощущая блаженный трепет от его близости, чувствуя, как страстно он жаждет обладать ею. Смерть была так близко и могла приблизиться вновь, даже сейчас. Крессида была в его объятиях, и он воспользовался этим в полную меру. Но потом, когда она, обессиленная, лежала на его руке, он склонился над нею, оправляя ее сбившиеся одежды, и шепотом стал просить прощения за несдержанность и грубость.
— Не надо, — тихо шепнула она в ответ. — Даже не говори об этом. Я желала тебя так же страстно, как и ты меня. О, Мартин… Мартин, я думала, что потеряла тебя… и тут явился Питер… и я даже вначале не смела поверить ему. Моя радость была слишком велика…
Обросшей щекой он потерся о ее нос, затем о волосы.
— Я сам не мог поверить, когда пришел в себя там, в Лестере, в той комнате наверху. Мне пришлось ощупать себя всего, чтобы убедиться, что я не призрак.
— Но даже сейчас — разве ты в безопасности? О, Мартин, я не вынесу, если…
— Мы же добрались сюда без всяких происшествий, любовь моя, благодаря заботам и поддержке этих трех добрых людей. Питеру пришлось возмужать очень быстро, что же до Джека, — он глубоко вздохнул, — то это, действительно, золото высокой пробы, он и всегда был таким. Если бы не его сообразительность, я давно бы уже гнил в какой-нибудь тюрьме Генриха, ожидая… кто знает чего?
Он наклонился и снова поцеловал ее, чувствуя, что вся она дрожит от страха.
— Ну, а Уот… — засмеялся он громко, — его знакомство с теми, кто живет на самом дне общества, сейчас сослужило нам хорошую службу. Этот мальчишка, благослови его Бог, знает, что я спас ему жизнь, и он стал по своей воле отличным посланцем, проводником и… ну да, и продувной бестией, конечно. Он говорит, что поедет со мной, и, видит Бог, нам его особые уменья очень пригодятся.
— Принцесса говорит, что ты будешь пробираться в Бургундию.
— Да, ко двору герцогини Маргариты в Малине, если Бог не оставит нас.
Они услышали от двери предупреждающий шепот Уэйнрайта:
— На кухне слышен шум, должно быть, скоро оттуда выйдут люди, милорд.
— Я должна идти. Нельзя, чтобы из-за меня ты подвергся опасности. — Она вскочила на ноги. — О Мартин, как же трудно будет сделать вид, что мы незнакомы, когда я увижу тебя в поезде принцессы.
— Знаю, любимая. Вряд ли я осмелюсь даже взглянуть в твою сторону.
Он опять прижал ее к себе, и она почувствовала, как напряглось его тело при мысли о расставании; через секунду он бережно отстранил ее от себя, и она пошла к дверям.
Какая-то лошадь заржала и беспокойно задвигалась; Крессида обернулась.
Полоска лунного света, пролегшая через открытую дверь, осветила его для нее. Она увидела его высокую прямую фигуру с шапкой темных волос, слишком сильно отросших, как у Питера, и совсем разлохматившихся после того, как они вместе упали на сено. Глаза его светились, а губы, почти скрытые бородой, сдержанно раздвинулись в улыбке. Он прощально вскинул руку, и она вышла на холодный, залитый лунным светом двор.
Поздно ночью леди Элизабет послала за ней. Она отпустила свою старшую фрейлину и осталась с Крессидой одна.
— Он поправился?
— Кажется, да, миледи. — Крессида жарко вспыхнула, и Элизабет рассмеялась.
— Рада это слышать. А теперь, Крессида, вы должны рано утром вернуться к вашему отцу в Греттон. Вам обоим будет трудно оставаться в моем поезде и стараться не поглядывать друг на друга с такой явной любовью.
У Крессиды зашлось сердце.
— Так скоро? О миледи, почему я не могу ехать с ним вместе? Я не говорила об этом на конюшне, потому что знала: он будет возражать, но…
— Нет, Крессида. Ему никак не удастся сесть на корабль с вами вместе. Ради его безопасности вы обязаны его оставить.
— Но я должна еще раз его увидеть, только один раз… пожалуйста!
— Вы хотите, чтобы ему было еще труднее вынести расставание? Он теряет все: титул, дом, друзей и, прежде всего, вас, — но сейчас сама жизнь его зависит от того, чтобы все по-прежнему верили: его нет в живых. Поверьте, Крессида, я знаю, как вам тяжело принять это условие. Я тоже должна прекратить все контакты с тем… с тем, кого я люблю… чтобы, может быть, сохранить ему жизнь.
Крессида с мольбой смотрела на нее, но Элизабет решительно покачала головой.
— Вы должны отпустить Мартина одного. Если его схватят, пострадает не только он.
— Но увижу ли я его еще когда-нибудь? И не станет ли он выглядывать меня, чтобы в последний раз сказать мне «прости»? Он может подумать, что я покинула его ради собственной выгоды, зная, что ему нечего мне предложить в изгнании, кроме жизни, полной невзгод!
Элизабет не ответила. Ее глаза странно блестели, и Крессида не была уверена, слезы ли были причиной тому или твердая решимость. Вздохнув, она сделала реверанс и готова была удалиться.
— Я собираюсь послать моего нового слугу с поручением, — тихо сказала Элизабет. — Он не увидит, когда вы ранним утром отправитесь в путь. Доверьтесь мне. Мои друзья довезут его в полной безопасности, даже ценою собственной жизни.
На следующее утро Крессида выехала спозаранку с Алисой и двумя доверенными лицами из эскорта Элизабет; она обернулась, проезжая мимо конюшен, где сейчас кипела жизнь: слуги и конюхи суетились, готовя лошадей к отъезду принцессы в Уолсингтон. Мартина нигде не было видно. Она ехала на своей лошади к воротам монастыря, чувствуя, что сердце вот-вот разорвется в груди.
Мартин Рокситер поднял глаза на своего друга, лорда Ловелла, и невесело улыбнулся.
— Хотел бы я поехать вместе с тобою, Фрэнк, — сказал он.
Ловелл осушил свой бокал вина и встал.
— Здесь, в Малине, ты намного полезнее для дела, — ответил он. — Твои обзоры сведений, полученных из самых разных источников, будут бесценны. Ты нужен герцогине Маргарите, сам понимаешь.
