— Расскажи, как тебе удалось отнять у шантажиста письма.
— Да тут и рассказывать-то нечего. Когда я понял, что ты что-то скрываешь, я начал подслушивать ваши с Патриком разговоры. Конечно, я почти ничего не разобрал из-за двери, но понял, что тебя шантажируют и виновник твоего беспокойства засел в пустом особняке. Теперь я уже не смогу вспомнить, сколько ночей провел на Керзон-стрит, пытаясь узнать, кто посмел угрожать моей дорогой жене. Я даже пробрался в дом, но не нашел ничего, что могло бы навести меня на след. Знаешь, каким облегчением было узнать, что речь идет о вымогательстве, а не об измене! Этого мое сердце точно не выдержало бы! В общем, мне повезло узнать кое-что о владельцах особняка, и, как и твой сын, я установил личность шантажиста. Так я стал изыскивать способ пересечься с Томасом Элсуортом, чтобы потребовать у него твои письма. — Лорд Колдекотт задумчиво потеребил мочку уха. — И вот однажды мне случайно повезло. Я следил за особняком, рискуя наткнуться на Патрика, а вместо него встретился с Элсуортом. Бедолага спасался от преследования и в темноте споткнулся о корни. Я сразу догадался, что за тип свалился без чувств рядом со мной. Мне даже не пришлось применять силу — я просто обыскал его и быстро скрылся, пока Патрик и Тия меня не заметили. Забрав письма — тогда я еще не знал, что это за письма, — я вернулся домой и тщательно изучил их все. Загадка, терзавшая меня, разрешилась. Представляешь, какой счастливчик твой муж? Мне даже не потребовалось ничего делать: судьба сама привела незадачливого шантажиста в мои объятия.
Эллис ласково прижалась к плечу мужа.
— Но почему ты не рассказал мне об этом?
— А почему ты ничего мне не рассказала? — ответил тот вопросом на вопрос. — Я хотел, чтобы ты сама призналась мне во всем, ждал, что ты разделишь со мной не только свои радости, но и горести. Кроме того, я просто не мог придумать объяснение, каким способом я заполучил эти письма, чтобы не выдать свою страсть к подслушиванию. — Лорд Колдекотт весело рассмеялся.
— Но ты же мог их сжечь! Шантажист бы пропал без следа, и я бы больше не волновалась.
Он покачал головой:
— Этого было мало. Ты все равно боялась бы, что однажды негодяй объявится, и постоянно ждала бы от него вестей. Ты должна была узнать, что писем больше нет.
Леди Колдекотт иронично приподняла бровь:
— И поэтому ты решил шантажировать меня сам?
— Не совсем так. Сначала я ждал, что ты придешь и поведаешь мне о своих бедах. Но раз ты этого не сделала, я придумал неплохой способ. Ты передала бы мне деньги (не зная, что имеешь дело со мной), а в ответ я подбросил бы письма в наш дом.
— А как бы ты распорядился деньгами?
Лорд Колдекотт вновь рассмеялся.
— Скорее всего в ближайшие несколько месяцев ты получила бы от меня немало приятных подарков. Ты же любишь драгоценности.
— Ты покупал бы их на мои деньги? — удивилась Эллис.
— А как же еще? Мне ведь они не нужны. Уж твоему сыну это должно быть известно — он так старательно изучал состояние моих финансов.
Леди Колдекотт изумленно открыла рот:
— Что значит «изучал»?
— А ты не знала? — Покачав головой, лорд Колдекотт произнес с облегчением: — Что ж, это и к лучшему. Я думал, что ты подозреваешь меня в шантаже. Видимо, эта мысль пришла в голову только Патрику.
— Но почему он не сказал об этом мне? Экий интриган! Я ему устрою настоящий скандал, когда увижу! Подозревать моего мужа! Ничего себе! — возмущалась леди Колдекотт. — Погоди, а как ты узнал, что он «изучает»?
— Дорогая, твой сын иногда общается с таким отребьем, ты даже представить себе не можешь, но среди них встречаются самые пронырливые сыщики Лондона. Только он не подозревал, с кем связался. В молодости я тоже не терял времени даром. У меня свои источники, и я могу с уверенностью заявить, что почти ничто в этом городе не проходит для меня незамеченным. Когда кто-то начал копаться в моих делах, я узнал это первым.
— Понятно. Ты злишься на него за такую бесцеремонность?
Генри отрицательно покачал головой:
— Вовсе нет. И тебе не советую. Твой сын действовал из лучших побуждений. Для пользы дела он разрабатывал сразу несколько версий, что весьма разумно, надо признаться.
Эллис фыркнула:
— Думаешь, меня порадовало бы, если бы я узнала, что это ты меня шантажируешь?
— Надеюсь, что нет. В общем, все уже позади. И не ругай сына, он все сделал правильно. А в дальнейшем всегда приходи за помощью ко мне, потому что я твой муж. Я люблю тебя, запомни!
— А что мне сказать Патрику? Он должен прекратить расследование. Не стоит говорить ему, что письма были у тебя. — Эллис улыбнулась. — К тому же теперь он женат и у него есть занятия поинтереснее. Посоветуй, как подать ему эту историю.
— Я сам переговорю с твоим сыном. И прошу тебя хотя бы в этом вопросе довериться мне. Это доставит мне удовольствие. Поверь, нет ничего приятнее на свете, чем решать твои маленькие проблемы.
— Дорогой, я так стыжусь, что вела себя некрасиво! Но мне было так стыдно, так неловко! Шантаж, в мои-то годы! Я думала, эти письма давно уничтожены. Какое счастье, что ты понял и поддержал меня! Не припомню, чтобы на моем сердце лежал более тяжелый камень, чем тот, когда я была вынуждена тебе лгать. — Она покраснела и спросила смущенно: — А ты читал их?
Лорд Колдекотт улыбнулся:
— Я ведь уже говорил — я прочитал их все. Я не горжусь своей ролью в этом деле: подслушивать и читать чужие любовные послания — это не лучшее занятие в мире. Мне не доставило удовольствия читать твои любовные письма, поскольку они были адресованы другому. — Он бросил на жену лукавый взгляд. — Однако я пришел к неутешительному выводу. Я считал тебя чересчур скромной, а потому в любовных утехах старался вести себя сдержанно. Думаю, это было моей ошибкой.
— Неужели? — засмеялась Эллис. Обняв мужа, она пробормотала ему на ухо: — Возможно, пришло время исправить эту ошибку? Хотя мне никогда не было скучно в супружеской постели.
— И все же есть много такого, что нам еще предстоит попробовать. Не будем терять ни минуты. Иди ко мне. Клянусь луной, отныне наша физическая близость никогда не будет пресной.
И Генри сжал жену в страстных объятиях.
Когда Патрик и Тия садились в нарядно украшенный экипаж, небо уже закрыли тучи. Осень входила в свои права, и день быстро сменяли сумерки. Фонарщики бродили по улицам, зажигая огни. Тени становились длиннее и четче.
Едва экипаж отъехал от дома Колдекоттов, как Патрик притянул Тию к себе. Поцелуй его был долгим и жадным. Когда он отстранился, Тия недовольно застонала. Возбуждение, бродившее в крови весь день, так и рвалось наружу. Грудь напряглась и заныла, внизу живота стало тянуть так невыносимо, что Тия еле подавила желание зажать ладонь между ног, чтобы унять томление. Она смотрела на Патрика не отрываясь, ее яркий, соблазнительный рот призывно приоткрылся.
