– Увы, как ни восхитительно прикосновение твоих рук, однако я не могу допустить, чтобы ты ободрала свои ладони. Кисточки предохраняют от этого.
Сильвия стерла мыло с рук. Ладони ее пощипывало. Сердце билось быстро и сильно.
– Почему ты сразу не сказал?
– Потому что ощущать прикосновение твоих ладоней к лицу так эротично. Позволь, я объясню...
Следуя его инструкциям, она взбила в чашке кисточкой пену.
– А теперь смертоносное лезвие? – спросила она, взяв в руки бритву.
– Да. Смертоносное лезвие.
Дав закинул голову на бортик, подставив горло и челюсть. Глаза его закрылись. Дыхание стало глубоким и ровным. Сильвия стояла над ним, держа бритву в руках. Смертоносное лезвие.
Она словно обратилась в камень. Словно стала одной из Девяти Дев, превращенных в гранит за то, что плясали в день субботний. Словно стала Длинной Мег, каменным утесом, чья острая вершина стремится в небо, навсегда утратив дар чувственного восприятия.
– Если мыло пересохнет, – подсказал он, – справиться с щетиной будет нелегко.
– А лезвие острое? – Голос ее прозвучал глухо.
– Острее, чем язычок сварливой жены. Если лезвие тупое, то можно ободрать все лицо. – Он взял тряпицу, которой мылся, и растянул ее между руками. – Попробуй-ка.
Она резанула с размаху, и ткань словно сама собой распалась на две аккуратные половинки. Лезвие замерло в нескольких дюймах выше его груди, как раз над сердцем. Она отшатнулась и выронила бритву, которая со стуком упала на пол.
– Ах, черт! А если бы я порезала тебя? Он открыл глаза и усмехнулся.
– Я бы, наверное, заметил.
– Ты совсем с ума сошел? Ты же мог истечь кровью! – И прежде чем он увидел в ее глазах слезы страха, сожаления, она быстро отвернулась и прошла к камину. – Сам брейся! Я не могу.
– Ну же, мадам! Неужели вы боитесь порезать меня? Ведь вы, кажется, собирались отправить меня на виселицу?
Она вытерла слезы.
– При повешении не льет кровища, как бургундское из разбитой бутылки.
– Однако результатом повешения тоже оказывается смерть.
Слезы все еще жгли ей глаза, но она взяла себя в руки.
– Логика, как общеизвестно, не является сильной стороной женщин, и твои рассуждения тоже небезупречны: ты знал, что я могу тебя порезать.
– Боже мой! Да я нисколько не сомневался, что порежешь. Так что я легко отделался.
Она повернулась к нему.
– Какого черта тебе вздумалось так рисковать?
– Мне стало интересно, мадам, проявители вы осторожность или убьете меня.
– О, я еще убью тебя, попозже, – пообещала она. – А перед тем подвергну пыткам. Но только не в ванне.
Вода плеснула, он откинулся на бортик.
– Ты уже подвергаешь меня пыткам, Сильвия. И премилым образом. Итак, мне придется отращивать бороду?
– Я принесу тебе зеркало. Ты вполне сможешь побриться сам. – Она взяла зеркало с умывальника и уставилась на отражение своего лица в нем. Кожа бледная, на щеках пятна лихорадочного румянца. – Я не боюсь зеркала, – проворчала она. – Но я очень боюсь тебя.
– Это не страх, – пояснил он. – Это любовь.
Дав окунул лицо в воду и смыл пену. Бородка в начальной стадии так и осталась темной тенью на подбородке. Он походил на бродягу. Сильвия стояла, держа зеркало в руках, и наблюдала за ним. Сердце ее билось сильно-сильно. Она понимала, что он прав.
После ванны, завтрака и продолжительной дискуссии на какую-то маловажную тему, какую именно, он потом и припомнить не мог, он снова увлек ее в постель, и остаток дня они провели, предаваясь любви. Когда он проснулся, она задумчиво смотрела на него, глаза ее потемнели, но она улыбалась.
– Ну разумеется, не происходило никакого ограбления в дороге, – заговорила она. – Ты, вероятно, и сам уже догадался. Все организовал герцог. А потому никакие контрабандисты нас не перевозили, только какие-то весьма сомнительные личности, которых нанял Ившир, благополучно перевезли нас с Бертой в Англию.
– Наверняка какие-нибудь кузены Таннера.
– Ты так думаешь?
– Если Таннер не связан также и с Ивширом, то какого черта он не рассказал мне всю правду про тебя? Он же должен знать правду. Однако существует еще возможность, что он просто решил, руководствуясь своими безумными идеями, что ты – моя судьба.
– Так, значит, ты заплатил мистеру Бринку, чтобы он узнал мое прошлое? И что он рассказал тебе? – осведомилась Сильвия.
– Только разные небылицы, как и ты, ведь и ты рассказывала мне небылицы, так?
– Я расскажу тебе правду сейчас, если хочешь, – предложила она.
– Да мне все равно. – Он притянул ее к себе и поцеловал.
Она отвечала поцелуями, не сдерживая себя ничем и выполняя его самые безумные желания до тех самых пор, пока они не пресытились любовью и потихоньку снова не погрузились в сон.
Уже стемнело: вечер среды. Сильвия спала, и волосы ее рассыпались по подушке как золото фей. Впервые за много-много месяцев он не отправится сегодня в Сент-Джонс. Дав зажег свечи, вновь растопил камин и подошел к окну.
Карета катила по заснеженной улице. Нашлась, значит, одна храбрая душа, рискнувшая выбраться наружу в такую погоду. Дав коснулся своего подбородка. На груди его и шее виднелись следы ее поцелуев. Он даже чувствовал еще сладостную тянущую боль в этих местах. Он знал, что его спина и плечи исцарапаны в порыве ее страсти.
В более спокойные моменты он и сам нежно куснул ее пару раз, но там, где никто никогда не увидит отметин и где синяки пропадут на следующий день. Никто прежде не научил ее простой, невинной любовной игре.
Вместе они создали в любви нечто уникальное и принадлежащее только им одним. Она опытна, однако пошла к нему, испытывая странно-невинную радость.
Однако ему жаль, что никто не научил ее игре. Значит, мужчины относились к ней равнодушно, просто используя в своих целях.
В груди его стал разгораться, как огонь, гнев собственника – чувство, которого он никогда не знал прежде. А значит, он проиграл, а Ившир выиграл, потому что Дав отдал ей все, и больше ему предложить нечего, разве что жизнь.
Он прижался лбом к холодному стеклу и почувствовал, как дрожь, подобно лезвию шпаги, пронзила его сердце.
– Что случилось? – раздался ее голос за спиной.
Он вздрогнул и обернулся. Сильвия стояла возле постели как валькирия. Золото ее волос рассыпалось по шлафроку.
– Что случилось, Дав? – прошептала она.
– Только то, что наше сражение подошло к концу. У меня не осталось больше оружия.
– Тебе не нужно оружие.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты победил, – кивнула она. – Я чувствую себя так, словно грудь моя разорвана и все внутренности наружу, как у Прометея. Я больше не могу притворяться. Ты победил.
