— Я так боюсь за тебя, Джек, — сказала она.
Только теперь, когда он так хорошо знал ее, Джек осознал, каких усилий стоило ей это признание. Он взял ее лицо в ладони.
— Не надо бояться! Все будет хорошо. Я вернусь, обещаю.
Индия крепко сжала его запястья.
— Ты не можешь обещать этого.
Джек коснулся губами ее лба.
— Пока во мне теплится жизнь, я буду стремиться сюда — уж это-то я точно могу пообещать.
В глазах Индии застыли слезы. Она изо всех сил зажмурилась и прижалась к нему, чтобы он не видел ее слабости.
— Я хочу быть там, с тобой! — Голос ее упал до шепота. Она мечтала уплыть с ним назад, в Англию, но капитан «Барракуды» Алекс Престон и слышать не хотел о женщине на борту.
Джек освободил одну руку и коснулся ее волос.
— Сперва тебе нужно закончить книгу.
— Плевать на эту чертову книгу.
Он улыбнулся:
— А вот и нет.
— И все же я могла бы поплыть вслед за тобой. — Индия обернулась и взглянула на Юлани, сидевшую на груде камней у края пропасти. Девочка не сводила пристального взгляда с «Барракуды», стоявшей на якоре неподалеку от берега, на палубе которой кипела жизнь. — Мы обе могли бы последовать за тобой.
Джек покачал головой.
— Эта заварушка может затянуться не на одну неделю, поэтому мы рискуем разминуться и даже не узнать об этом. — Его пальцы нежно прошлись по ее шее. Казалось, Джек не мог перестать касаться ее лица и волос, как не смог удержаться от вопроса, ответ на который, возможно, перевернет всю его судьбу. — А когда я вернусь — что будет тогда? Ты выйдешь за меня замуж?
Она коснулась его губ кончиками пальцев, не давая договорить.
— Не спрашивай меня об этом. Не сейчас.
— Почему? Почему не сейчас? Боишься обречь себя на то, о чем после пожалеешь?
— О, Джек…
Она потянулась к нему, но он уже уходил, и песок скрипел под его ногами. Джек шел туда, где, склонив голову и разглядывая что-то лежащее у нее на коленях, сидела его дочь.
Неловко остановившись рядом, он долго молча смотрел на нее: кожа Юлани на фоне темных волос казалась такой белой, а шейка — такой тоненькой и изящной… Джеку отчаянно хотелось коснуться ее, но вместо этого он сжал руки в кулаки и негромко произнес:
— Ты ведь понимаешь, что происходит, да?
Юлани откинула голову и внимательно посмотрела на него, ее голубые глаза до боли напоминали его собственные.
— А ты как думаешь? По-твоему, я что, глупая? Или это потому, что я наполовину полинезийка и мне всего лишь двенадцать лет?
Джек вздохнул. Похоже, он всю жизнь так и будет говорить женщинам что-то не то…
— Значит, понимаешь, что я должен ехать, что у меня нет выбора?
— Да.
— И что я вернусь, как только смогу?
Юлани моргнула.
— Нет.
По крайней мере она ответила честно. Джек оглядел лагуну: в ярком свете утра она сверкала, словно изумруд, оправленный в слоновую кость.
— Думаю, у тебя не так много причин доверять мне, — сказал он, и голос его прозвучал не слишком весело. — Но я все равно вернусь… Если меня не повесят.
Внезапно Юлани взглянула на него потемневшими глазами.
— Может быть, ты захочешь взять это. — Она протянула ему какой-то предмет.
Джек с недоумением уставился на покрытый песком сверток. Его растерянность была столь велика, что он не сразу понял, о чем идет речь, а когда понял, его дыхание на мгновение прервалось.
Перед ним были карты и журналы «Леди Джулианы».
* * *
Низкие ветки деревьев били Индию по лицу, секли по ногам, но она все продолжала бежать. Когда дорога пошла вверх, дыхание се участилось, и чтобы устоять на ногах, она стала хвататься за изогнутые корни деревьев и скальные выступы. Ботинки ее утопали в вязкой плодородной почве, она была измучена, но все же изо всех сил пыталась в последний раз увидеть корабль, который увозил от нее Джека Райдера.
Взобравшись наконец на отвесный травянистый склон, Индия почувствовала прохладное, невыразимо приятное дуновение пассата на своем мокром от пота лице. Далеко в море ветер играл с белыми барашками волн и наполнял своим дыханием белые паруса «Барракуды», покидавшей порт.
Шаги Индии замедлились, стали неровными, на самом краю склона она остановилась, тяжело и часто дыша, и пригладила рукой растрепанные ветром волосы.
Сердце ее, казалось, было готово вырваться из груди, в голове проносились ужасные, непереносимые видения. Она может больше никогда не увидеть Джека, если ему не удастся очистить свое имя от обвинений и получить свободу. А может случиться так, что, став свободным, он отвернется от нее, потому что, когда он больше всего нуждался в ней, все ее старые, удушающие страхи завладели ею и она не смогла оказать ему поддержку, которую он так искал.
Грудь Индии болела, словно огромная взрывная волна разорвала ее сердце пополам, а все тело разбилось вдребезги и истекло кровью. Внезапно с жуткой ясностью она поняла, что совершила ужасную ошибку, позволив страху перед неизведанным отнять у нее то, что было ей больше всего на свете нужно. Ей нужен был он, и она знала об этом с первой же минуты, с того самого момента, когда увидела его стоящим на конце причала.
Она боролась, отрицала, пыталась бежать, но то, что произошло между ними потом, захлестнуло ее. За последние недели они вместе смотрели в лицо опасности, познали и страх, и радость, и горечь поражения. Теперь Индия знала, что может доверить ему свою жизнь, свое сердце и свою душу, но она еще не научилась доверять самой себе.
Там, далеко в море, пассаты дули все сильнее, и вскоре корвет превратился в едва заметную точку на горизонте, а затем и вовсе скрылся из виду, но Индия по-прежнему стояла на краю скалы, под тропическим солнцем, которое нещадно припекало ее непокрытую голову, и ее сердце все больше сдавливал тяжелый груз печали и сожаления.
Он пришел к ней ранним утром, когда манговые деревья были в цвету, а невероятно голубое море ласково вздымалось вдалеке.
Вместе с Пату и Юлани Индия побывала на одном из Маркизских островов, где они исследовали каменные статуи и записывали истории из местного фольклора. Они провели на острове уже неделю, когда она обнаружила еще одну группу необычных фигур на вершине холма над глубоким темно-синим заливом, где стоял на якоре «Морской ястреб». Пату спас его из водной могилы и теперь с любовью ремонтировал и заново оснащал.
Индия зарисовывала статую гигантской черепахи, удерживая на боку свою тетрадь. Лоб ее пересекла морщинка: она изо всех сил пыталась верно передать пропорции, когда краем глаза вдруг заметила какое-то движение у подножия холма. Замерев, Индия приподняла голову, карандаш замер в ее руке. Сколько раз за прошедшие месяцы ей уже доводилось повторять одно и то же движение, напряженно вглядываясь вдаль, ожидая, надеясь! Вот и сейчас она не позволяла себе верить в то, что это он, но сердце ее вырывалось из груди, она едва могла вздохнуть от переполнявших ее чувств.
