– Все было только для меня, – указала она.
Кросс усмехнулся:
– Доверьтесь мне, моя умная леди.
Он шевельнул бедрами, и кончик его плоти вошел в нее, даря почти невыносимое наслаждение.
– Я помню основные движения.
Он медленно скользнул в нее, и Пиппа подумала, что сейчас умрет от невыносимого жара, от ощущения того, что он растягивает и наполняет. Немного больно, немного странно, и все это вместе составляет наслаждение. Ее глаза широко раскрылись, когда Кросс вошел до конца и замер, с беспокойством глядя на нее. Руки легли на ее бедра.
– Пиппа! Тебе больно, любимая? Мне остановиться?
Она убьет его, если он остановится. Эта была самая поразительная вещь, которая с ней случилась. Все страхи, и вопросы, и тревоги, которые Пиппа питала по этому поводу, оказались необоснованными. Теперь она это понимала: и выражение лица, и румянец, и знающие улыбки, которые она наблюдала у сестер, у лондонских дам. И она хотела. Хотела всего.
– Не смей останавливаться, – прошептала она. – Это удивительно.
Пиппа приподнялась, и Кросс тихо выругался.
– Это так и есть, правда? – согласился он. – Это ты удивительная.
Его руки вели ее, поднимали, позволяли скользить по его твердой жаркой длине.
– Боже… Пиппа, это так… ты такая…
Кросс снова приподнял ее, и они оба застонали, когда она вобрала его в себя. Боль прошла. Ее прогнало невыразимое наслаждение.
– Все хорошо, любимая?
Она любила его еще больше за то, что заботился о ее комфорте. Приподнялась, проверяя, раз за разом повторяя движения. Словно объезжая его.
– Да… это чудесно. Замечательно, – благоговейно прошептала она и снова стала раскачиваться, глядя ему в глаза.
Кросс снова показал ей, что делать, шепча, когда она нашла свой ритм:
– Так, любимая, так, не делай ничего, что не кажется правильным. Получай наслаждение, дорогая.
Каждое слово подчеркивалось мощным выпадом. Он гладил все ее тело, изгибы грудей и живота, нежные тайны бедер и то место между ними, где изменил все. Где она изменила все. Где он передал ей власть и контроль и дал шанс обрести свое наслаждение.
Он был так обольстителен. Во всем. В том, как наблюдал за ней, сузив глаза, лаская ее в ритме движений. Ритме, который быстро привел обоих на край. Пиппа не могла сдержаться, хотя знала, что не стоит это говорить.
– Я люблю тебя, – прошептала она, глядя на него, охваченная эйфорией, чувствуя себя королевой.
«Чувствуя себя так, словно наконец, наконец-то все сделала правильно».
Хотя сделала наименее правильную в своей жизни вещь.
Кросс снова стал двигаться, входя глубоко. Пиппа поднималась и опускалась, раскачиваясь сильно и быстро, когда он стал ласкать то местечко между бедер. Только он знал, где коснуться, как предъявить на нее права, как уничтожить… Его большой палец двигался уверенными кругами, пока она гналась за его и своим наслаждением.
– Да, любовь, бери его себе. Бери… ради меня.
– Я хочу этого, – призналась она, горя честным неукротимым желанием. – Хочу ради тебя.
– Знаю.
Кросс стал сосать вершинку ее груди, чуть прикусывая зубами, и Пиппа вновь ощутила удивление и страсть и разлетелась на тысячу осколков в его руках. Ее тело дрожало от напряженности этого момента. Она положила руки ему на плечи, глядя в глаза. Голубое против серого.
– Я люблю тебя, – снова вырвалось у нее.
Это признание, казалось, окончательно лишило его самообладания. Кросс прижал ее бедра к своим, и стал врываться в нее, выгибая спину, снова унося ее ум и тело в буре страсти.
– Пиппа! – выкрикнул он, и звука ее имени на его губах было достаточно, чтобы снова послать ее через край, прямо в океан наслаждения. Но на этот раз он был с ней. Сильный и уверенный.
«Совершенство».
Пиппа упала ему на грудь, и Кросс обнял ее и прижал к себе.
– Пиппа, – прошептал он у ее виска. – Филиппа…
Благоговение в его голосе заставило сжаться сердце, и она почувствовала, как он отстранился, хотя и оставался в ней, ближе, чем кто-то когда-либо был. Более важным, чем кто бы то ни было.
Она любила его.
А он собирался жениться на другой.
Из-за нее.
Она не может этого допустить. Должен быть какой-то выход. Решение, которое сделает обоих счастливыми.
Пиппа закрыла глаза, наслаждаясь прикосновением его теплой груди под щекой, и на какое-то мимолетное мгновение представила, что это такое – узнать счастье с ним. Быть его женой. Его женщиной. Его спутницей.
«Его любовью».
Больше эта таинственная эмоция не являлась мифом. В ней нельзя было усомниться. Она реальна и имеет силу, о которой Пиппа до сей поры не знала. Которую не могла отрицать.
Кросс шептал ей в волосы. И слова были скорее дыханием, чем звуком.
– Ты такая замечательная. Я мог бы лежать здесь вечно, с тобой в моих объятиях, укрывшись от всего мира. Даже сейчас я жажду тебя, любимая. И буду страдать по тебе вечно.
Пиппа подняла голову:
– Но это вовсе не обязательно.
Кросс отвел глаза:
– Обязательно. Ты – моя главная забота, Пиппа. Тебя я могу спасти. Обеспечить твое счастье. И так и будет. И этого будет достаточно.
Она ненавидела каждое сказанное им слово.
– Достаточно для чего?
Что-то сверкнуло в серых глазах. Боль? Сожаление?
– Достаточно для нас обоих.
Но этого недостаточно! По крайней мере, для нее!
– Нет, – прошептала она. – Недостаточно.
Кросс провел ладонью по ее обнаженной спине, посылая озноб желания.
– Придется довольствоваться этим.
– Но ты не обязан жениться на ней, – тихо сказала Пиппа, расслышав мольбу в этой фразе. И презирая себя за это.
– Обязан, дорогая. Если я не сделаю этого, ты будешь опозорена. А я такого не позволю.
– Мне все равно. Ты можешь жениться на мне, и если я должна выбрать, за какого графа выходить замуж, тогда…
– Нет, – попытался перебить Кросс.
Но Пиппа окончательно разошлась:
– Я выбираю тебя.
Голос ее сорвался. Кросс прижал ее к себе, поцеловал в висок и прошептал ее имя, перед тем как сказать:
– Нет. Ты выбираешь не меня.
Но она выбрала.
– Почему?
– Потому что ты выбрала Каслтона.
Это была одновременно правда и ложь.
– Как ты выбрал дочь Найта?
«Хотя лежишь здесь со мной».
Его руки замерли.
– Да.
– Но ты ее не знаешь.
– Не знаю,
«Ты любишь меня?»
Она не может спросить его. Не может услышать ответ.
Но Кросс, похоже, услышал и приподнял ее подбородок. Заглянул в глаза.
«Да», – похоже, подумал он.
Он уложил Пиппу на спину, так и не выйдя из нее, и снова стал любить ее ум, и душу, и тело, двигаясь в ней со спокойной уверенностью, глядя ей в глаза. Целуя холмики ее грудей и колонну шеи и прикусывая мочку уха. Шепча ее имя в долгой, прекрасной литании.
