— Можно прослушать его целиком, ваше лордство? — спросил Тэм МакЭвой.
Лайл прочёл документ полностью, сначала на латыни, потому что так звучало наиболее волнующе. Затем он перевёл. Английская речь четырёхсотлетней давности звучала так же впечатляюще.
Когда Лайл закончил чтение, МакЭвой сказал:
— Я так понимаю, это означает, что Горвудский замок истинно и полностью принадлежит вам, ваше лордство.
— По нраву вам это или нет, — выкрикнул кто-то.
Толпа расхохоталась.
— И мы тоже, ваше лордство, — продолжил Тэм. — Мы являемся частью этого места, и наши беды вместе с нами.
Толпа согласилась с ним многочисленными «ага» и дружным смехом.
Лайл огляделся вокруг. Они смеялись, однако говорили серьёзно. Он помнил, что слышал прошлой ночью.
Перогрин почувствовал ладонь Оливии на своей руке и посмотрел вниз.
— У тебя такое выражение лица, — проговорила она в полголоса.
— Какое?
— Как у человека, мучимого угрызениями совести.
— Все эти люди, — проговорил он. — Мой отец. Что он наделал.
— Я знаю, — она сжала его руку. — Нам нужно поговорить об этом. Но потом.
Оливия осторожно положила документ в шкатулку и стала опускать крышку, но остановилась и снова вынула его.
— Что такое? — спросил граф.
— Здесь есть что-то в углу, — сказала она. — Монета, я думаю. Или…
Девушка улыбнулась. Её тонкие пальцы сомкнулись на предмете, и она вытащила его.
Это было кольцо, женское кольцо, судя по виду: золотая полоска с красными неогранёнными выпуклыми камнями, рубинами или гранатами. Камнями под цвет её волос.
Она подняла его так, чтобы люди могли его рассмотреть. Они передали весть задним рядам.
Раздались ахи, охи и разрозненные восклицания.
Из угла, где находились братья Ранкины, донеслись стоны.
Оливия посмотрела на Лайла:
— Видишь? Это прекрасный, счастливый миг — для всех, за исключением наших злодеев. Насладись им.
Несколько часов спустяЛайл стоял в нише окна, глядя в ночь. Несколько звёзд виднелось на облачном небе.
К этому времени все закончили ахать над найденным кладом, сундук погрузили снова на повозку и вернули в замок шествием, во время которого он наслушался разных вещей, которые обсуждались в «Кривом посохе». Было уже поздно. Даже леди были готовы отправиться спать.
Роя и Джока поместили в донжон, чтобы разобраться с ними позже.
Ещё одно дело, которое предстояло уладить.
Ему встречалось множество подобных дел в Египте — недовольные крестьяне и рабочие, мошенничества, кражи, угрозы и прочее. Задержки в раскопках. Тонущие лодки. Нашествия крыс. Эпидемии. В этом заключалась его жизнь. Это было интересно, и временами, очень бодрило.
А теперь…
Тихий стук в дверь заставил его очнуться.
Граф вышел из ниши и отворил двери.
Перед ним стояла Оливия. Она была вся в белом, в ночном халате, на котором трепетали ленты, оборки и кружева. Она распустила волосы, они ниспадали на плечи в восхитительном беспорядке.
Лайл притянул её к себе и закрыл дверь.
Потом он передумал, открыл дверь и предпринял попытку вытолкать её в коридор.
— Реши уже, наконец, — посоветовала Оливия.
— Ты являешься к мужчине в спальню среди ночи, в сорочке, и ждёшь, чтобы он мог думать головой?
Как долго это продолжается?
Дни, годы, вечность.
— Нам нужно поговорить, — сказала Оливия.
Перегрин снова втянул её в комнату и закрыл дверь.
— Позволь мне кое-что пояснить тебе, — проговорил он. — Девушка, которая приходит в комнату к мужчине, практически без одежды, напрашивается на неприятности.
— Да, — ответила она.
— Значит, этот вопрос мы уладили, — сказал Лайл и сбросил с себя халат, оставшись полностью голым.
— О, — произнесла Оливия.
Свет камина превратил её спутанные волосы в жидкие рубины и гранаты. Её кожа светилась подобно полной летней луне. Слабый аромат, присущий ей, витал в воздухе.
Лайл подхватил её на руки и отнёс к высокой кровати. Прижимая девушку к себе, он одной рукой откинул простыни.
— Хорошо, — сказала Оливия. — Мы можем поговорить позже.
— О, да, — согласился он. — Нам многое нужно обсудить.
У них впереди целая жизнь на разговоры.
Оливия вытянула руку и погладила его по груди.
— Ты отлично справился, — сказала она.
— Ты тоже.
Он коленом раздвинул ей ноги, и Оливия откинулась назад, упираясь ступнями в постель.
— Не могу передать словами, как это возбуждает, — проговорила она.
— Напишешь мне в письме, — ответил он. — Потом.
Лайл ухватил за края её халат и рубашку и потянул их наверх. Он взглянул на её ноги.
— Тебе нравятся мои ноги, — заметила она.
— До неприличия.
Перегрин наклонился и поцеловал её в голень, как делал в «Белом лебеде», прислуживая.
— Ох, — выдохнула он. — Ты злой человек. Жестокий и бессердечный…
— И беспощадный, — прошептал он. — Не забывай, чертовски беспощадный.
Он, поддразнивая, погладил внутреннюю часть её бёдер. Верх и вниз. Оливия запрокинула голову.
Перегрин ещё выше задрал её ночное одеяние и провёл пальцами дальше, нежно скользнув по мягкому местечку между ногами.
— О, твои руки, твои руки. — Оливия придавила его ладонь своей, крепче прижимая его к себе. — О, ради Господа. Что мне делать?
Она встала на колени, разорвала ленты халата и отшвырнула его прочь. Она стянула сорочку через голову и отбросила её.
Медные кудри падали на её плечи. Небольшой медный треугольник поблёскивал между ногами. На ней не осталось ничего, кроме этих волос и жемчужной кожи.
Так легко было представить, как она танцует, обнажённая, в пустыне, при свете луны.
— Хватит, — сказала Оливия. — Довольно этой чепухи. Я никогда не буду вести себя правильно. И не проси меня.
— Даже не думал, — ответил Лайл.
— Иди ко мне, — позвала она, проводя рукой по животу и над шелковистым холмиком между ног. — Иди сюда.
Перегрин забрался на кровать и стал на колени перед ней. Она взяла его за руки и поднесла их к своим грудям. Он наклонился и поцеловал её, долгим, сладким поцелуем. Затем сжал её груди, и она обняла его за шею, откинув голову назад так, чтобы он мог прикасаться к ней, как пожелает он и как захочется ей.
Она тоже гладила его, её руки блуждали по его плечам и спине, ласкали его ягодицы. Оливия придвинулась и прижалась к его паху. Его член требовательно упёрся ей в живот. Она протянула руку, обхватила его и стала двигать рукой вверх и вниз, затем остановилась и нежно провела по тёмно-красной головке. Перегрин издал приглушённый звук.
