Она повернулась к воину, только что снявшему шлем. Слова замерли у нее на губах. Перед нею стоял синеглазый.
– Не совсем так, – сказал он. – Я комтур Боэмунд фон Мейссен.
Глава 14,
в которой некоторые разговаривают громче, чем принято в хорошем обществе
Изумление Мадленки было столь велико, что она смогла лишь, заикаясь, пролепетать:
– А где Франтишек?
– Умер, – холодно отвечал рыцарь. – Но перед смертью рассказал немало интересного.
Вот тут-то дар речи обрели и прочие свидетели удивительного превращения скромного Франтишека в грозного крестоносца, чье имя гремело по всей округе.
Епископ:
– Неслыханно!
Князь Доминик:
– Как? Что?
Август Яворский:
– Это он! Это тот прокаженный, боже мой!
В довершение всего Эдита Безумная, которой разрешили присутствовать на поединке, так как она вела себя тихо, узнала своего мучителя, издала дикий вопль и начала бесноваться. Среди зрителей возникло замешательство.
– Они в сговоре! – закричал князь Август. – Хватайте его!
– Стойте! – крикнул пан Кондрат, резво вскакивая с места. – Именем короля, опомнитесь!
Его слова оказали должное действие на всех, кроме Августа, который кричал:
– Я повешу его, посажу на кол, четвертую! Люди, ко мне!
Боэмунд повернулся и рукой в перчатке влепил молодому князю две увесистые оплеухи. Мадленка охнула и прижала ладони к собственным щекам, словно ударили ее саму. Август пошатнулся и побелел, как полотно.
– Первая пощечина за твое обращение со мной в замке, а вторая за то, что ты на земле князя напал на меня из засады, крысеныш, – дерзко проговорил Боэмунд ему в лицо. – Жалкий трус, ничтожество, свинячье отродье!
Мадленка метнула взгляд на Анджелику: та вжалась спиной в спинку кресла и вцепилась руками в подлокотники в форме лежащих львов. Губы ее посерели, она не могла оторвать взгляда от лица крестоносца.
– Прекратить! – снова рявкнул пан Кондрат. – Князь Доминик, что здесь происходит?
– Вы и сами видите, – ответил за князя епископ. – Это не тот человек, что выходил на поле сражаться за панну Соболевскую. Он осквернил божий суд. Я приказываю…
Боэмунд рассмеялся ему в лицо.
– Молчать, жалкий поп! Лучше расскажи, как твой подручный Сильвестр подкупил несчастного Франтишека, чтобы он сразу же сдался Доброславу и не сопротивлялся ему. Ну? Что, смелости не хватает признаться в собственной подлости?
– Ложь! – завизжал епископ, багровея.
– Трое монахов вместе со мной слышали предсмертные слова Франтишека, – угрожающе произнес Боэмунд. – Именно ты осквернил божий суд, а не я!
Епископ из красного сделался белым и оглянулся на своего хозяина, ища у него поддержки, но князь Доминик сделал вид, что не замечает его умоляющего взгляда.
– Если это правда, – спокойно заговорил представитель короля, – то вам, епископ Флориан, придется отвечать за такое неслыханное самоуправство. Божий суд – не потешная игра!
Анджелика замерла на месте, судорожно прикусив палец. Но Боэмунд даже не смотрел на нее.
– Тебе нечего было там делать, ты не монах! – крикнул ему Август.
– Еще как монах, сын мой, – глумливо отозвался Боэмунд. – Хочешь, окрещу тебя твоей же кровью?
Он сделал молниеносное движение острием клинка, и Август поспешно отскочил, хватаясь за рукоять своего меча.
– Значит, вы тот самый Боэмунд фон Мейссен, о котором я столько слышал… – вновь заговорил пан Кондрат. – То, что вы нам сообщили, очень любопытно, но я надеюсь, вы понимаете, что, несмотря на это, вы не имели права подменять бойца.
– Уже не имеет значения, – отозвался Боэмунд хладнокровно. – Князь и епископ поклялись при вас, что больше не тронут девушку. Впрочем, она все равно здесь ни при чем. Настоятельницу и княгиню Гизелу убил я.
Анджелика как-то сдавленно всхлипнула, но сдержалась. Князь Доминик метнул на нее недобрый взгляд. У Мадленки же было такое ощущение, что на нее обрушилось небо.
– Что ж, тогда другое дело, – медленно промолвил пан Кондрат. – И, если вы, доблестный рыцарь, сказали правду, то я должен предупредить вас: ваша участь будет весьма печальна, учитывая некоторые предыдущие ваши деяния.
– Он лжет! – завопил Август. – Он в сговоре с ней!
Боэмунд посмотрел на него с безграничным презрением, извлек из-за пазухи бирюзовые четки настоятельницы и бросил их ему в лицо. Четки упали в траву.
– Какое-то безумие… – прошептала Анджелика.
Август поглядел на крестоносца, опустился на одно колено и подобрал нитку с бусинами. Когда он заговорил, голос его был тихим и каким-то зябким.
– Да, это четки крестной.
Мадленка судорожно сглотнула. Епископ, казалось, не верил своим ушам. Князь Доминик скрестил руки на груди и спокойно наблюдал за происходящим, словно оно не касалось его.
– Каюсь, – спокойно сказал Боэмунд, – я никого не хотел убивать, но меня предупредили, что на меня могут напасть неожиданно, когда я буду везти выкуп за брата Филибера де Ланже. Увы, я принял вооруженный отряд, сопровождавший почтенную мать Евлалию, за воров. Потом выяснилось, что я был не прав, но было уже слишком поздно что-либо менять. К моему глубочайшему сожалению, я так увлекся, что упустил настоящего вора – князя Августа, здесь присутствующего.
– Ложь, – пробормотал Август. – Я понятия не имел, что вы везете выкуп.
– Однако же прибрал его к рукам, – закончил за него Боэмунд. – Ну а со вторым делом получилось и того проще. Самозванка, жена какого-то жалкого жонглера, воспылала ко мне неземной страстью, до которой мне не было никакого дела. Из ревности она тайно следовала за мной и увидела нашу расправу с караваном. Что мне было делать? Пришлось одеться нищим, проникнуть сюда и убить ее. Жаль, что твоя мать меня увидела, пришлось и ее отправить к праотцам.
«Ты лжешь, – думала, глядя на синеглазого, Мадленка. – Но зачем ты возводишь на себя напраслину? Господи, какой ужас!»
– Мерзавец! – простонал Август. – Боже, какой мерзавец! Дядя, зачем мы слушаем его? Он достоин только смерти!
– Постойте, – сказал пан Кондрат. – Но княгиня была убита кинжалом, находившимся у другого человека. Как ты это объяснишь, рыцарь?
– У меня было два таких кинжала, ваша милость, – отчеканил рыцарь. – Когда я убил княгиню, неподалеку появился рыжий юноша, которого я видел раньше и который бросил меня умирать. Я не знал, кто он на самом деле. Мне просто подумалось, будет забавно, если его заподозрят в убийстве. Я оглушил его, забрал мой кинжал и унес с собой. Вот он.
И Боэмунд протянул пану Кондрату мизерикордию, и правда как две капли воды схожую с той, которой были убиты самозванка и княгиня Гизела.