кудрявых волос обрушились на ее лицо. Она дрогнула и стала вырывать
руки, пытаясь освободиться, развернулась и начала отступать.
Я сказал:
– Успокойся. Еще утром через несколько секунд после твоего
нападения я догадался, что ты девушка.
Она перестала вырываться:
– Правда?
– Конечно. – Я задержался взглядом на ее строптивых кудрях, ниспадающих на плечи и ниже на спину. – Ты слишком красива, чтобы быть
мальчиком.
Она уставилась на меня с открытым ртом, широко раскрыв темно-карие и без того огромные глаза.
Ветер качал ветки над головой, и лунный свет попадал ей на лицо, на
котором я угадал... румянец? Я уставился на кудряшки, и ни о чем не мог
думать. Кто эта девушка? Я снова стал изучать ее лицо. У меня было
ощущение, что я знал ее откуда-то, но никак не мог вспомнить.
Она подняла брови, как будто ждала, пока я вспомню, кто она такая.
Весть о моем возвращении распространилась далеко по всей моей земле и за
ее пределами. Конечно, она знает меня. Но я не знал ее. Или знал?
– Мы встречались раньше? – Спросил я.
Она начала было кивать, но потом быстро покачала головой.
– Это не имеет значения. – Она снова стала вырываться из моих рук. –
Теперь отпусти меня.
Лунный свет упал ей на макушку, осветив рыжие волосы, точнее, светло-красный оттенок созревшей клубники.
Клубника.
Вдруг вспыхнуло яркое воспоминание: маленькая девочка в
белоснежном платье верхом на чисто белом пони. Красные кудряшки падали
на ее хорошенькое личико.
Оказывается, я не в первый раз вижу эту девушку. Мой отец
разыскивал лорда Уэссекса и его рыжеволосую дочь. Но в последний раз, когда я видел ее на белом пони, она была другой, и все эти годы оставалась в
моей памяти именно такой.
Мы охотились с отцом, когда случайно встретились с нашими
соседями. Отец остановился что-то обсудить с лордом. Но меня интересовал
в тот момент только красивый белый пони. Больше всего на свете я хотел
прокатиться на нем. Мне было наплевать на девочку, которая сидела верхом, и на то, что попросить покататься противоречило всем правилам этикета. Я
подошел и попросил. Какое же было мое разочарование, когда она отказала.
В силу своей неопытности я не знал, что ей ответить. И сейчас то чувство
обиды живо всплыло в памяти. «Подумаешь, – подумал я, – что ее волосы
цвета клубники». Она восприняла мою просьбу как оскорбление, ударила по
щеке, назвав тюком сена. Я медленно раздвинул губы в улыбке, наслаждаясь
ее гневом, и этим разозлил ее еще сильнее. Она ударила меня в голень своим
лаковым ботинком и заслужила строгую отповедь от своего отца.
Ее отец – покойный лорд Уэссекса.
Теперь я изо всех сил пытался вспомнить ее имя. И вернувшись назад к
прошлому, наконец, вспомнил – Джулиана.
Это была Джулиана Уэссекс.
Теперь все встало на свои места. Я разгадал тайну, которая мучила
меня с тех пор, как я встретил ее сегодняшним утром.
Я выпустил ее руки и потянулся пальцами к запутанным кудрям:
– Я люблю клубнику.
Она вздохнула.
Я обвел по спирали ее локон, спускаясь к плечу:
– Клубника – моя любимая ягода.
Наши взгляды скрестились, и я затаил дыхание. По неподвижности ее
груди я понял, что и она перестала дышать.
– Итак, леди Джулиана из Уэссекса, ваш симпатичный белый пони все
еще при вас?
Я убрал ее локон со щеки, невольно дотронувшись до кожи. Она
выдохнула, опалив своим жаром мое запястье. Мне захотелось снова
погладить ее по щеке, но я удержался, сжимая локон пальцами. Она
прикусила нижнюю губу и отвела взгляд:
– Вы ошибаетесь. Я не леди Джулиана.
Айрин обмолвилась, что у лорда Чарльза Уэссекса погиб единственный
ребенок. Тогда я не задумался над этим, тем более, что все эти события
происходили в мое отсутствие, и я ничем не мог помочь.
В темноте я пригляделся к девушке, стоявшей передо мной.
Когда я видел ее в последний раз, мне было восемь лет. Мы тогда
простились с лордом Уэссексом и его дочерью, мой отец отругал меня, попеняв, что хороший сын не упустил бы шанс подружиться с этой девочкой.
Он всегда завидовал обширности соседних земель и часто думал о
возможности получить их с помощью брака детей. Через неделю меня
отправили к герцогу Ривенширскому, наказав таким образом. Сначала я
обвинял Джулиану. Но вскоре осознал, насколько мне повезло жить в доме
герцога. Ссора с Джулианой, фактически, превратилась в лучшее, что
случилось со мной. Я должен был поблагодарить ее.
Несмотря на то, что передо мной стояла уже не маленькая девочка и
сейчас ее лицо скрывала темнота, я не сомневался, что утренний воришка и
Джулиана Уэссекс – это один и тот же человек. Но она, очевидно, не хотела, чтобы я знал это.
– Что случилось с леди Джулианой? – Спросил я.
– Она умерла во время крестьянского восстания. – Ответ получился
поспешным, с оттенком чувства горечи.
– Ты так и не ответила, что случилось с ее симпатичным белым пони.
Джулиана уставилась в темный лес, избегая встречаться со мной
взглядом:
– Его пронзили таким количеством стрел, что он стал багровым, и
истек кровью.
– Благословенная Мария!
Тяжелая боль в ее голосе проникла в меня и сжала мое сердце. В глазах
заблестели слезы, и она снова прикусила нижнюю губу. Я положил руку ей
на плечо:
– Извини, Джулиана. – Она кивнула, и медленно опустила голову, а я
стоял и смотрел на ее непокрытую голову.
Я накрутил на палец другой локон. Было понятно, что настоящая
история смерти Чарльза Уэссекса совсем не так проста, и за краткими
рассказами Джулианы и Айрин стояло нечто большее. Но, в конце концов, я
выясню все до последней мелочи.
Отбросив осторожность, я отпустил запястья Джулианы и притянул ее
к себе, так что она стояла теперь в нескольких дюймах от меня. Мы были
практически чужими людьми, если не считать того мимолетного знакомства
в детстве, но в ней чувствовалось нечто уязвимое, что вызывало желание
защитить ее и загладить те ужасы, которые она пережила.
Я отогнал мысли о том, что она вор, ограбивший меня сегодняшним
утром, и сжал ее плечи, надеясь, что она прочтет в этом жесте понимание и
дружбу. Она на мгновение застыла в напряжении, и вдруг обмякла, как будто
тяжесть всей ее скорби и страдания обрушилась на нее в этот момент.
– Что бы ни случилось, Джулиана, я помогу вам, – прошептал я. –
Обещаю.
Но она напряглась и сделала шаг назад:
– Мне не нужна ваша помощь, Коллин.
– Но я хочу.
– У меня все хорошо. – Она гордо выпрямила спину.
– О, неужели? Несмотря на то, что вас похитили среди ночи?
Ее черты стали жестче, и все следы грусти рассеялись.
– Если сейчас дела хорошо, – сказал я, – тогда я боюсь предположить, как это, когда плохо.
– Вам не надо ничего предполагать. – Она посмотрела мне прямо в
глаза. – Я хорошо знаю свое дело. Я лучшая.
– Лучший грабитель?
– Да.
– Видимо, именно поэтому я вас поймал? Потому что вы так хороши? –
Я улыбнулся ее упрямству. Это было все, что я смог сказать в этой нелепой
ситуации.
– Я не нуждаюсь ни в вас, ни в ваших насмешках. – Она сделала еще
один шаг назад.
– Я не насмехался над вами. Просто вы такая смешная.
– Ну, может быть, вам не будет так смешно, если я сбегу.
И она побежала. Я усмехнулся и метнулся за ней. Мне нравилась ее
смелость. В темноте я слышал, как она пробирается сквозь ветви, издавая
столько же шума, сколько медведица, преследующая свою жертву. Я
побежал за ней, без особых усилий идя по следу. Каким-то образом ей
удавалось бежать на несколько шагов впереди, ее гибкое тело мчалось сквозь
