– Того, что случилось, уже не изменить. – Ему хотелось утешить Симона. Ему также хотелось заключить ее в объятия, провести рукой по ее волосам и успокоить.
– Вам легко говорить. – В голосе Джудит слышались горечь и вызов.
Уолтеф сделал шаг к ней, но вовремя остановился, боясь, что не сможет сдержаться.
– Разве, обвиняя себя, вы не взваливаете на себя слишком много? Ведь вам следует принять все как волю Божью, – сказал он.
Она гневно сверкнула на него глазами.
– Да как вы смеете?
Он пожал плечами.
– Мне почти нечего терять, а приобрести я могу все.
Она продолжала гневно смотреть на него, потом вздрогнула, подобрала подол и бросилась прочь. Нахмурясь, Уолтеф следил за ней. Затем он вернулся в темноту конюшни и сел рядом с покалеченным мальчиком и его отцом и стал ждать, когда лекарь выправит ему кость.
Черт бы его побрал! Джудит не могла вспомнить, когда плакала в последний раз. Она не проронила ни слезинки, когда умер отец. Не плакала она и когда мать порола ее за плохое поведение. Почему же так подействовало на нее укоризненное замечание англичанина? Она прислонилась к стене, стараясь взять себя в руки, понимая, что, если мать увидит ее в таком состоянии, расспросов не избежать.
Появилась ее сестра Адела и спросила:
– Ты уже выбрала лошадь? – Сестра совершенно не интересовалась верховой ездой, но то, что Джудит могла выбирать себе лошадь, вызывало у нее легкую зависть. Она уже начала приставать к матери, чтобы ей сшили новое платье в порядке компенсации.
Джудит отрицательно покачала головой.
– Симона де Санли лягнула одна из новых лошадей и сломала ему ногу, – сообщила она и с удовлетворением услышала свой спокойный голос.
Адела охнула.
– Бедняжка… – Она закусила губу. – А нога заживет?
– Надеюсь. – Вспомнив страдальческое выражение на лице мальчика и вывернутую ногу, Джудит поняла, что, как бы ее ни оправдывал Уолтеф Хантингдонский, виновата она, а расплачиваться придется молодому Симону де Санли.
Пригнувшись, Уолтеф вошел в маленькое помещение, где лежал Симон.
Около узкой кровати сидел Ришар де Рюль, с беспокойством глядя на заснувшего сына.
– Как он? – тихо спросил Уолтеф.
Ришар вздохнул.
– Сейчас неплохо. Лекарь сделал что мог, но перелом очень сложный.
– Все в руках Божьих, – сказал Уолтеф.
– Все так, – вздохнул де Рюль. – Господи, ведь ему всего лишь девять лет. Он хотел обучаться воинскому искусству. Что с ним будет, если он останется калекой?
– Он упорный, такого не случится. Даже если он будет хромать, он ведь все равно сможет ездить верхом, так? И глупее он от этого не станет.
– Я и сам себе то же самое твержу. – Нормандец протянул руку Уолтефу. – Как бы то ни было, я в долгу перед вами, ведь вы спасли ему жизнь.
– Я только жалею, что промедлил. – Уолтеф пожал руку де Рюля. – Я зайду, когда он проснется.
– Я скажу ему, что вы приходили. – Де Рюль показал на плащ, лежащий на скамье. – Ваш плащ, сеньор Уолтеф. Спасибо, что вы его позаимствовали.
Уолтеф бережно перекинул плащ через руку.
– Рад, что смог помочь, – сказал он и вышел. Он был очень взволнован. Если перелом сложный, то какие шансы у мальчика? Хоть Уолтеф сам и не воевал, он видел достаточно ран, из-за которых люди оставались калеками на всю жизнь.
Он спустился в главный зал, где слуги герцога накрывали стол к ужину.
– Господин Уолтеф?
Он обернулся – в этом женском голосе звучали властные нотки – и увидел перед собой грозную мамашу Джудит Аделаиду Омальскую.
– Графиня, – склонил он голову и тревожно взглянул на нее.
– Я слышала про утреннее происшествие на конном дворе, – сухо сказала она. – Похоже, мне снова придется поблагодарить вас за помощь моей дочери.
– Рад, что там оказался, – вежливо ответил Уолтеф. – Надеюсь, с ней все в порядке?
– Да, хотя я понимаю, что не вмешайся вы – все могло бы кончиться иначе.
Аделаида кивнула, изобразив поклон, спина ее оставалась прямой, как натянутая струна. Ее муж, Юдо Шампанский, находился в Англии, следя за порядком. Уолтеф не без злорадства подумал, что тот предпочитает оставаться там, вместо того чтобы возвращаться в ледяную постель своей жены.
Одна из сопровождавших ее служанок замедлила шаг, проходя мимо Уолтефа. У девушки было свежее личико и веселые серые глаза.
– Леди Джудит сейчас в часовне аббатства, молится за выздоровление мальчика, – прошептала она, многозначительно взглянула на него и поспешила за своей госпожой.
Уолтеф озадаченно посмотрел ей вслед. Затем улыбнулся и решительно направился в сторону часовни.
Присоединившись к толпе монахов-бенедиктинцев, Уолтеф вошел в часовню. Он молился там перед Пасхой, и опять красота убранства наполнила его сердце радостью и трепетом. Он любил все церкви, всегда умел почувствовать присутствие там Господа. Но сегодня у него была другая цель. Он отошел от паломников и направился по проходу к алтарю, разыскивая среди склоненных голов головку Джудит.
Он нашел ее немного в стороне от остальных прихожан. Она стояла на коленях, сосредоточенно молясь – руки сложены у груди, глаза опущены. Уолтеф опустился на колени рядом с ней.
Джудит открыла глаза, почувствовав его присутствие. Уолтеф улыбнулся и склонил голову в молитве, но не мог полностью сосредоточиться.
Они долго стояли рядом на коленях. Часть паломников ушли, их место заняли другие.
– Одна из служанок сказала мне, что вы здесь, – произнес Уолтеф, смотря прямо перед собой.
– Я пришла, чтобы помолиться о выздоровлении Симона де Санли, – сухо сообщила Джудит.
– И я здесь с той же целью, – ответил Уолтеф, немного кривя душой. Он был уверен, что Бог все поймет.
Когда она поднялась, он тоже встал и проводил ее к выходу, слегка поддерживая под локоть. Она не отдернула руку, но на широком крыльце повернулась к нему лицом.
– То, что вы раньше сказали о воле Господней, – призналась она, – заставило меня устыдиться.
– Простите, миледи, я вовсе этого не хотел.
– Я понимаю. Вы пытались меня утешить. – Ее губы тронула редкая для нее улыбка. – И вы отчасти преуспели, заставив меня задуматься.
Уолтефу больше всего на свете хотелось прижать ее к стене и поцеловать, но он сжал кулаки и напомнил себе, что умирать ему вовсе не хочется.
– Со мной бывает так: сначала скажу, потом подумаю. – Он зашагал рядом с ней, не желая отпускать ее. Видимо, ей хотелось того же, потому что они уже покинули территорию аббатства, а она даже не попыталась спровадить его, хотя кругом было много свидетелей их совместной прогулки.
– Но есть одно дело, о котором я думаю с того первого дня в Руане, – пробормотал он. – Я думаю об этом непрестанно.
