— Кузен сам напросился, чтоб я его взял, а то бы я никогда себе такого не позволил. Ему очень хотелось пойти в гости — он, знаете ли, ужасно общительный. Я ему говорил, что надо бы сперва спросить вашего разрешения, но он сказал, что миссис Пенимен его приглашала. Уж если ему захочется куда пойти, он что угодно скажет. Но миссис Пенимен, по-моему, не против.
— Мы ему рады, — сказала Кэтрин. Ей хотелось поговорить о Морисе Таунзенде, но она не знала, что сказать.
— Я, его прежде не видала, — нашлась она наконец.
Артур Таунзенд изумленно уставился на нее.
— Как это так? Он мне сказал, что в тот вечер у Мэриан целых полчаса болтал с вами.
— Я хотела сказать — до этого. Там я увидела его впервые.
— Ну конечно, его же не было в Нью-Йорке. Он весь свет объездил. Здесь у него мало знакомых, но он ужасно общительный и желает со всеми познакомиться.
— Со всеми? — переспросила Кэтрин.
— Во всяком случае, со всеми стоящими людьми. Со всеми молоденькими женщинами… вроде миссис Пенимен, — и Артур Таунзенд хихикнул.
— Тетушке он очень нравится.
— Он почти всем нравится. Он такой умный.
— Он похож на иностранца, — заметила Кэтрин.
— С иностранцами мне знаться не приходилось! — заявил юный Таунзенд таким тоном, словно по своей воле оставался в этой области невеждой.
— Мне тоже, — призналась Кэтрин; в ее тоне, однако, звучала скромность. — Но, говорят, иностранцы обычно очень умные, — неопределенно добавила она.
— Ну, по мне, так и нью-йоркцам ума не занимать. Иные даже так умны, что считают меня недостаточно умным; но это вздор!
— По-моему, чем человек умнее, тем лучше, — с прежней скромностью сказала Кэтрин.
— Не знаю. Про моего кузена некоторые говорят, что он слишком уж умный.
Кэтрин с величайшим интересом отнеслась к этому сообщению, подумав, что именно такой недостаток и должен был обнаружиться у Мориса Таунзенда если у него вообще есть недостатки. Но она не выдала себя и, помолчав с минуту, спросила:
— А теперь он уже не уедет из Нью-Йорка?
— В том-то и загвоздка! — сказал Артур. — Ему надо найти себе какое-нибудь занятие.
— Какое-нибудь занятие?
— Место или что-нибудь в этом роде. Какое-нибудь дело.
— А разве у него нет никакого дела? — удивилась Кэтрин, никогда не слышавшая, чтобы молодой человек из порядочного общества находился в подобном положении.
— Никакого. Он все время ищет, но пока ничего не может найти.
— Как жаль, — позволила себе заметить Кэтрин.
— Да нет, он не расстраивается, — отозвался юный Таунзенд. — И не торопится. Ему не к спеху. Он такой разборчивый.
Кэтрин решила, что это вполне естественно, и некоторое время предавалась размышлениям по поводу возможных проявлений разборчивости Мориса Таунзенда.
— Что же его отец не возьмет его в свое дело? В свою контору? спросила она наконец.
— У него нет отца, только сестра. А от сестры толку мало.
Кэтрин подумала, что, будь она сестрой Мориса, она бы опровергла эту аксиому.
— А она… она хорошая женщина? — спросила девушка, немного помедлив.
— Не знаю… По-моему, вполне порядочная, — ответил младший Таунзенд. Затем он поглядел на своего кузена и рассмеялся: — Послушай, Морис, а мы ведь о тебе говорим.
Морис Таунзенд прервал беседу с миссис Пенимен и, обернувшись, улыбнулся. Потом встал, словно собрался уходить.
— Польщен, но не могу ответить тем же: мы говорили не о тебе, Артур. А вот мисс Слоупер я бы этого не сказал.
Кэтрин сочла его реплику чрезвычайно удачной, однако пришла от нее в смущение и тоже поднялась. Морис Таунзенд глядел на нее с улыбкой, затем протянул ей руку, прощаясь. Он уходил, не сказав ей ни единого слова, но все равно она была счастлива: ведь она снова видела его.
— Когда вы уйдете, я расскажу ей, что вы о ней говорили, — сказала миссис Пенимен, лукаво посмеиваясь.
Кэтрин покраснела — ей показалось, что они потешаются над ней. Что он мог такого сказать, этот прекрасный гость? Словно не замечая ее румянца, он продолжал смотреть на нее; взгляд его был почтителен и ласков.
— Я с вами так и не поговорил, — сказал он, — хотя за тем и пришел сюда. Зато теперь у меня будет причина, чтобы прийти опять. Предлог для визита, если таковой от меня требуется. Я не боюсь того, что скажет ваша тетушка, когда я уйду.
И гости откланялись. Кэтрин, все еще краснея от смущения, устремила на миссис Пенимен серьезный вопрошающий взгляд. Не владея искусством интриг и уловок и желая сразу выяснить то, что ее интересовало, она не пыталась прибегнуть к шутке — например, обвинить тетку в заговоре против племянницы.
— Что вы собирались мне рассказать? — спросила Кэтрин.
Миссис Пенимен подошла к ней, улыбаясь и покачивая головой, оглядела девушку и поправила бархотку у нее на шее.
— Это тайна, дитя мое: он приходил свататься!
Кэтрин по-прежнему хранила серьезность.
— Он так сказал?
— Он не сказал, он предоставил мне угадать. А я умею отгадывать!
— Неужели он _ко мне_ сватался?
— Да уж, конечно, не ко мне, милочка. Хотя должна сказать, что, не в пример большинству наших кавалеров, он на редкость любезен с дамами, которые уже не могут похвастать первой молодостью. Нет, его интересует кое-кто другой, — и миссис Пенимен легонько коснулась губами щеки Кэтрин. — Будь с ним поласковее, — закончила она.
Кэтрин широко раскрыла глаза — она была поражена.
— Я вас не понимаю, — сказала она. — Ведь он меня совсем не знает.
— О, он знает тебя лучше, чем ты думаешь. Я ему все про тебя рассказала.
— Ах, тетушка! — укоризненно прошептала Кэтрин, словно обнаружив предательство. — Он нам совсем чужой, мы его не знаем.
Это «мы» звучало бесконечной скромностью в устах бедняжки Кэтрин.
Однако миссис Пенимен не обратила на это внимания; в ее ответе даже мелькнула легкая язвительность:
— Моя дорогая Кэтрин, ты отлично знаешь, что он тебе нравится!
— Ах, тетушка! — снова прошептала Кэтрин, не находя других слов. Надо думать, он действительно нравился ей (хотя обсуждать это Кэтрин не считала возможным); но чтобы сей блестящий джентльмен — сей нежданный пришелец, с которым она и не говорила, — проявлял к ней интерес, подразумеваемый романтическим определением миссис Пенимен?.. Нет, это, конечно же, всего лишь плод беспокойного воображения тети Лавинии. Ведь всем известно, какая она выдумщица.
Миссис Пенимен была убеждена, что и другие люди наделены столь же живым воображением; и когда полчаса спустя брат ее вошел в дом, она, руководствуясь этим своим убеждением, обратилась к нему со следующими словами: