Люк устало потер ладонями лицо и направился к Брауни, желая вытащить его из кресла и вытрясти всю наглость.
— Ты написал книгу? — удивилась Ата, подходя к внуку.
Люк всмотрелся в ее лицо и в какой-то момент за густой сеткой морщин увидел лицо маленькой шаловливой девочки с проказливыми глазами.
— Думаю, мы вдвоем с ним справимся, — сказал Люк и кивнул в сторону чрезмерно разговорившегося мистера Брауна.
— О, Люк, но почему ты мне ничего не сказал? — мягко спросила Ата. Неожиданно на ее лице появилась понимающая улыбка. — Это та самая книга, о которой говорили гости на балу у Грейс? Та, которую мне подарила Розамунда?
— Возможно, — буркнул он.
— Но чего ты стыдишься?
— Тем более что это может принести богатство, — вмешался мистер Браун.
— Да замолчи ты, старый шантажист! — фыркнула Ата.
— Бабушка, я не могу запятнать герцогство Хелстонов. Поэтому меня не станут считать сопливым занудой от литературы и наше имя не станет синонимом заплесневелых трусливых слабаков.
— Вообще-то пока его считают старой девой — «синим чулком», — округлив глаза, вставил Брауни.
— Что? — Ата была окончательно сбита с толку.
— Все считают, что он женщина, — объяснил Брауни.
— Ну, молись, старик, — буркнул Люк и решительно направился к нему.
— Нет, подожди, — взмолилась Ата. — Почему ты… Ах да, понимаю, все дело снова в твоем отце. Он терпеть не мог видеть тебя и твою мать читающими, поскольку получал удивительно низкие оценки в Итоне и был исключен из Оксфорда. Книги были для него олицетворением неудач.
Люк внимательно посмотрел на миниатюрную старушку.
— Но я уверена, что ты все это знаешь, — заключила Ата. — О, Люк, дорогой мой, ты даже не представляешь, как мне хочется всем рассказать, что мой внук написал такую остроумную книгу! — Она проигнорировала Брауни, который нарочито закашлялся, и спросила: — Насколько я поняла, есть еще одна книга?
Ее слова повисли в воздухе. На Люка устремились два вопросительных взгляда.
Похоже, он живет в сумасшедшем доме. Ему следует дать медаль за то, что он так долго терпит эту престарелую чету, подлинное воплощение благих намерений.
И внезапно Люк понял, в чем заключается его ошибка. Роковая ошибка. Он оказался на распутье, поскольку не действовал. Решительно.
Это было совершенно на него непохоже. Очевидно, жизнь на суше превратила его в размазню. Он читал слишком много философских книг, вот и стал больше рассуждать, чем действовать. Пожалуй, сейчас ему необходимо совершить какое-нибудь непотребство — к примеру, напиться и загулять в заведении мадам Летти. Да, именно так и следует поступить. Иначе он навек лишится своего прозвища.
После этого он вернет себе способность мыслить ясно.
Люк решительно направился к двери, не обращая внимания на умоляющие голоса за спиной.
Где-то между последними каплями первой бутылки бренди и первыми каплями второй Люку наконец пришлось смириться с тем, что алкоголь не может принести забвения, к которому он так отчаянно стремился. А некоторое время спустя он, сняв очередной предмет одежды с самой симпатичной милашки из заведения мадам Летти, понял, что и здесь ничего не получится. Поэтому, положив совершенно абсурдное количество монет в ладонь прелестницы, он выругался и ушел.
Все шло не так, как он планировал. Но по крайней мере он инстинктивно понимал, когда следует отступить. Это качество было присуще ему, как и всем хорошим командирам.
Под холодными рассветными лучами герцог ехал по пустынным лондонским улицам и наконец принял окончательное решение. Никаких сомнений больше не осталось. Просто осужденные во все века получали последнюю трапезу, прежде чем взойти на эшафот. Он тоже хотел в последний раз насладиться жизнью, прежде чем подчиниться судьбе всех истинных английских аристократов. Не вышло.
Двенадцатью часами позже он ехал по тем же улицам в своем высоком фаэтоне. Рядом сидела Грейс Шеффи, красивая как картинка, и с улыбкой кивала пассажирам каждой кареты, мимо которой они проезжали. В это время было принято появляться в Гайд-парке! Хотелось верить, что Грейс будет приятно получить именно здесь предложение руки и сердца.
Люк направил фаэтон к деревьям, росшим на краю, лужайки, и остановился. Здесь он решил принести себя в жертву ради продолжения герцогского рода Хелстонов.
— Итак, Грейс, ты уже выбрала дату? — спросил он. Графиня подняла тонкую изящную бровь.
— Попробуй еще раз, Люк: возможно, у тебя получится лучше.
Итак, она хотела насладиться своей победой сполна.
— Ты совершенно права, дорогая. Должен ли я опуститься на одно колено? Думаю, это можно устроить. Но тогда тебе придется выйти из экипажа.
— Нет, не стоит. Ты испортишь панталоны. Итак? Вздохнув, Люк взяла графиню за руку.
— Грейс Шеффи, окажешь ли ты мне высочайшую честь, став моей женой?
— Почему ты это делаешь, Люк? — Она внимательно, с грустью в глазах вглядывалась в его лицо.
— Потому что… Я решил жениться. Мы подходим друг другу. Ты мне всегда нравилась, и я позабочусь, чтобы ты была счастлива.
— Почему? — снова повторила она.
— Грейс, хватит глупостей. Мы всегда были предназначены друг для друга. И ты это знаешь не хуже меня.
Порыв ветра взметнул с земли желтые опавшие листья. Грейс поймала один листочек и начала задумчиво вертеть его.
— Ты знал, что два года назад, перед тем как выйти замуж за графа Шеффилда, я получила восемь предложений?
Люк не ответил.
— А когда спустя три месяца он умер, я получила три предложения в первую же неделю после годовщины его смерти.
Люк почесал голову. Ему не нравилось такое пристальное внимание к деталям. Детали — дурной знак.
— И знаешь, Люк, ни одно из одиннадцати предложений не было таким убого-лаконичным, как твое. — Она отвернулась.
— Грейс, неужели тебе нужна вся эта романтическая дребедень? Мы знаем друг друга сто лет. Но если ты настаиваешь…
— Нет, — прервала она раздраженно и спокойно встретила взгляд Люка. Сломав сухой листок пальцами, затянутыми в безукоризненно белую перчатку, она отбросила остатки, которые сразу были унесены ветром. — Я приняла решение раньше, если точнее — на балу в своем доме. Просто я решила, что не могу отказать себе в удовольствии услышать твое предложение. — Она снова отвернулась, но он успел заметить слезы в ее глазах.
— Грейс… — мягко произнес Люк.
— Не надо, — попросила она. Слезы высохли, и Грейс снова безмятежно улыбалась. — Мне жаль, но я не могу ответить на твою привязанность. Я не люблю тебя, Люк Сент-Обин.
